Воля мертвых
Шрифт:
— Не называй его здесь! — властно велела мертвая лисица.— Не призывай его сюда! Здесь древнее место! Здесь не место для него… и его проклятых братьев.
— Я — одна из вас! — воскликнула Соня. Сейчас она действительно ощущала себя скорее с богами варваров, нежели с митрианцами… Ведь и аквилонцы поклонялись Митре — аквилонцы, которых благой творец Митра, солнечный бог, покровитель дружбы, хранитель верности и клятв, убивший темное зло, принявшее обличье дикого, сокрушающего все на своем пути быка,— Митра не сумел удержать приносивших ему огненные жертвы аквилонцев от страшного кровопролития…
Ненависть! Вот что сжигало Соню. Вот какой огонь зажгли в ее душе поклонявшиеся Митре люди!
При виде животного, так жестоко распятого на столбе, при виде мертвой девушки, устами которой говорило неведомое божество, Соня содрогалась от боли и сострадания. Все эти вещи были недоступны ее пониманию.
— Ты пойдешь в Велитриум,— повторила лисица властно.— Найди жреца в огненном храме.
Не ошибись, Соня! Ошибки быть не должно! Любой промах грозит смертью… смертью…— Она тихо визгнула, словно от боли, а затем продолжала: — Этот жрец, Соня,— не мужчина и не женщина, не человек, не чудовище и не зверь; он не живой и не мертвый… Там — разгадка! В его руке — ключ!
— Но о чем мне спросить его? И в чем твоя просьба?
— Ты не должна просить! Ты должна…
Тут кровавая пена показалась в ноздрях лисицы, запузырилась у нее в пасти, клочьями падая с клыков на землю. Ужасная судорога сотрясла изувеченное тело зверька. Жалобно визжа, лисица несколько раз дернула головой, стукнулась ею о столб и бессильно обвисла на деревянных кольях, пронзивших ее тело. Свет погас в глазах зверька.
Несколько секунд Соня стояла на сумрачной поляне как громом пораженная. Затем она повернулась и бросилась бежать прочь по лесной тропинке.
Аресса выслушала рассказ своей неожиданной посетительницы совершенно спокойно, даже невозмутимо. Когда Соня замолчала, митрианская-первосвященница еле заметно сморщила свой гладкий белый лоб.
— Как, ты говоришь, она назвала меня, твоя мертвая лисица? Не живая, не мертвая? Что ж, она права! Она совершенно права, Соня! Я готова к смерти. Жизнь давно утратила для меня всякую ценность. Я не испытываю страха перед смертью, как не испытываю и любви к жизни. Но поскольку я все-таки еще жива, то и мертвой меня считать пока что рано…
— Она сказала еще, что ты — не человек,— отважилась напомнить Соня. Своеобразное мужество жрицы поневоле наполняло душу Сони уважением к этой странной женщине.
— Я человек,— твердо заявила Аресса.— Здесь твои драгоценные зверобоги прискорбно ошиблись. Я не зверь и не чудовище… Но я — человек. У меня душа человека! — В светлых глазах Арессы сверкнуло пламя.— Что касается моего пола… Они послали тебя, чтобы ты увидела,— так смотри! Еще никто, кроме моей матери и моего несчастного отца, не видели того, что я намерена показать тебе!
Аресса медленно поднялась со своего трона и величавым движением поднесла точеные руки к золотым пряжкам, скрепляющим ее тунику на .плечах. Мгновение — и белоснежное одеяние упало к ногам Арессы. Обнажилось ее тело, безупречно сложенное, с бархатистой кожей, не знавшее загара, тщательно ухоженное, умащенное драгоценными ароматическими маслами. Не тело, а произведение искусства…
Соня, знавшая толк в разных косметических ухищрениях, оценила это с первого взгляда. Только ценой очень больших усилий можно было добиться такого совершенства кожи.
Однако… Соня не верила собственным глазам. У этого прекрасного, как мраморное изваяние, тела отсутствовали какие-либо признаки пола! Оно было совершенно гладким и не принадлежало ни женственному юноше, ни крепко сложенной девушке. Вообще ничего!
— Но ведь такого не бывает! — не сдержала Соня удивленного возгласа.
Аресса, не смущаясь своей странной наготы, пожала плечами. Это был поистине царственный жест, и Соня невольно залюбовалась ею.
— Я родилась такой,— негромко сказала Аресса,— Не знаю, какие чары, какое чудовищное проклятие были наложены на нашу семью. Над нами всегда что-то тяготело… Ни мой отец, ни мой дед не доискивались до причины всех этих странностей и несчастий, быть может — напрасно… Возможно, их упорное нежелание замечать все эти странности оказалось роковым… Не берусь их судить. Но и отец мой до сих пор не может умереть и обрести столь желанный покой, и это мучает меня.
Соня насторожилась.
— Он не может умереть, ты сказала? — переспросила Соня.— Он… Он обрел бессмертие? Уподобился богам?
— Спаси нас всеблагой Митра от такого бессмертия! — бесстрастно ответила Аресса.— Забудь об этом. Но мы прокляты… или благословенны? Ты говоришь, эта распятая тварь чего-то от тебя добивалась? Она посылала тебя сюда, в Велитриум, ко мне? И ты еще не понимаешь, чего она добивалась! Я скажу тебе. Все ее намерения ясны мне так, словно они написаны в книге и их ярко освещает полуденное солнце! Лисица хотела, чтобы ты уничтожила меня! Вот чего они добиваются! Эта храфстра!
И снова вспышка чувства озарила прекрасное холодное лицо Арессы, словно отблеск далекой зарницы. На этот раз то было чувство отвращения.
— Храфстра? — переспросила Соня. Это слово показалось ей горьким и неприятным.
— Нечистота,— пояснила Аресса, кривя красиво очерченные крупные губы,— Дрянь! Да еще мертвая! Мертвая храфстра еще более омерзительна, чем живая… Ты не касалась ее руками?
Соня вспомнила свой порыв погладить изувеченного зверька по влажному меху. Она медленно покачала головой.
— Прикосновение к мертвой храфстре осквернило бы тебя на всю жизнь,— заявила жрица.
— Я притрагивалась к девушке, — напомнила Соня.— А лисица… Лисицу я не трогала.
— Девушка,— задумчиво повторила Аресса,— Какое слово, ты говоришь, она повторяла?
— Макдашу.
Неожиданно Аресса откинула голову назад и громко расхохоталась. Это было так удивительно, так непохоже на «беломраморную» первосвященницу, что Соню вновь охватило предчувствие чего-то ужасного, что вот-вот должно случиться у нее на глазах. Преодолевая это предчувствие, Соня спросила: