Воля смертных

Прозоров Александр Дмитриевич

— Если ты села, чтобы выглядеть деловой, то совершенно напрасно, — отвел взгляд Варнак. — Так ты выглядишь еще соблазнительнее. А я, вообще-то, не железный.

— Скотина похотливая! — моментально вспыхнула Алла Альбертовна. — В соседней комнате спит твоя девушка, а ты ее матери сальности говоришь!

— Ты чего, совсем с ума сбрендила?! — возмутился Варнак. — Какая она мне девушка, она же ребенок совсем! Что внешностью, что головой! До сих пор в миру эльфов пребывает.

— А ко мне на день рождения она с кем приехала, с дядей Степой? — Поджав

ноги, женщина перенесла вес на колени и приблизила свое лицо вплотную к его глазам. Теперь она могла ругаться, не боясь разбудить дочку. Шепотом, конечно. — Кто мне там фокусы показывал, забыл?

— Она просто хотела произвести на тебя впечатление! В ашраме, кроме как у меня, не то что мотоцикла или денег — одежды приличной ни у кого нету. Сама наверняка знаешь. Вот она меня для представления и вывела.

— А ты почему согласился?

— Чтобы приятное ей сделать! Просто так, по-человечески. Она, между прочим, очень хороший и добрый человек. И ей хочется доброты и любви. Если не от мамы, то хотя бы от незнакомцев.

— Как ты смеешь говорить такое, бродяга безродный?! — полыхнули глаза мэра. — Я ее не люблю?! Я?! Да ты знаешь, что я для нее делала? Лучшие школы, лучшие репетиторы, любые игрушки, любые наряды. Все что угодно!

— Не деньгами любовь измеряется, снежная королева! Не вещи людям нужны — а добро, слова, самые обычные объятия. Не разумом любовь узнается. Через чувства она приходит, через ощущения, прикосновения, нежность. Тебе не понять, у тебя в груди ледышка замурована, — оскалился Варнак. — Деньги, политика, бизнес! Дочка на третьей строчке пятой страницы числится. Ты даже сегодня ее не обняла. И не поцеловала. Хотя ты, наверное, и не умеешь. Первая леди Корзова до таких телячьих нежностей не опускается.

— Не твое собачье дело!

— Тс-с! — Еремей прижал палец ей к губам. — Дочку разбудишь. Ты, когда ее укладывала, сказала, что ее любишь?

— Я всю жизнь делала для нее все возможное, — перешла на заговорщицкий шепот хозяйка. — Она это и так знает.

— Знать мало. — Варнак тоже понизил голос. — Нужно слышать. Слышать хоть иногда.

Их лица почти соприкасались, слова соскальзывали из уст в уста, дыхание щекотало, словно ласкающие кожу ладони.

— Когда ты последний раз слышала эти слова, прекрасная леди: «Я счастлив видеть тебя рядом, ненаглядная, родная, желанная моя? Счастлив видеть твои глаза, волосы, губы. Я люблю тебя, моя королева. Люблю так, что разрывается сердце, что перехватывает дыхание и темнеет в глазах. Люблю так, что не могу думать ни о чем, кроме тебя, и нет без тебя ни света, ни тьмы, ни самой жизни. Я люблю тебя. Очень тебя люблю…»

Поцелуй соединил их губы воедино, и женские руки обняли гостя так же крепко, как Варнак прижимал властительницу здешних мест к себе. Они потеряли равновесие, опрокинулись на теплую колышущуюся постель. Губы ненадолго разомкнулись, хозяйка шепнула:

— Не смей лезть ко мне в постель в уличной одежде… негодяй… И не молчи, не молчи…

Только через час, когда первую леди

после некоторой слабости отпустило и наваждение, она поднялась, взяла его за руку и, обнаженная, провела через коридор в отделанную кафелем душевую, включила воду, подставила лицо горячим струям. Недовольно буркнула:

— Пришел, всю выпачкал. Жидкое мыло на полке возьми. Меня розовой губкой помой, себе мочалку возьми. Теперь мы с тобой на равных. Ты меня засудишь за шантаж, а я тебя — за изнасилование. Замоблпрокурора — папин сват. Можно договориться, чтобы посадили в одну камеру.

— Не слишком ли сложно? — Давно не видевший подобных удобств Варнак от мочалки и мыла отказываться не стал, но и о деле не забыл. — Не проще ли выкинуть этот план с водохранилищем — и дело с концом? Можно будет сидеть вечерами не в камере, а на веранде.

— Федеральный проект, федеральное финансирование. Нам тут лучше помалкивать в тряпочку, если не хотим, чтобы бюджет урезали. К тому же, природоохранное согласование там уже имеется.

— А если общественность против? Защитники природы?

— Пофиг всем, какие защитники?

— А если я митинг организую? Многодневное пикетирование мэрии с голодовкой и плакатами?

— Митинг? — Женщина задумалась, позволяя струям воды стекать по лицу. — А чего, митинг — это неплохо. Реклама города, местная общественность, демократия. Администрация идет навстречу пожеланиям активной части населения. Экологически чистые технологии… Сперва немного шума, протестов — потом хэппи-энд с изменением проекта, раз уж это тебе так приспичило. Под таким соусом федералы бюджет не поменяют. Могут даже накинуть за демократичность… Вот чего ты сразу с таким предложением не пришел?! Не пришлось бы никого напрягать, не было бы никаких недоразумений.

— Смотря что ты называешь недоразумением… — Вспененной розовой губкой он осторожно отер ей подбородок, высокую лебединую шею, стал опускаться ниже, стараясь не оставить без внимания ни единого уголка тела, столь грубо испачканного его дикими лапами, и леди зажмурилась, на время забыв о работе, пиаре и маркетинге.

Ночь, вроде бы, оказалась бессонной — однако, поднявшись вслед за Аллой Альбертовной из постели, Варнак своей одежды на месте не нашел.

— Где все, королева? — замотавшись в широкое полотенце, зашлепал он босыми ногами вслед за хозяйкой дома. — Куда оно пропало?

— В нашем мире есть такая забавная штука, Ерема, — ответила с лестницы госпожа мэр, — стиральная машина называется. Никогда не слыхал? З-замечательное изобретение!

— Дык… Намек понял… — зачесал в затылке Варнак. — Но мне теперь чего делать?

— Посидишь на привязи, — невозмутимо ответила Алла Альбертовна. — Вот пока тендер не закончится, тут и посидишь. Дабы лишнего чего не сболтнул.

— Это похищение!

— Подай на меня жалобу в Страсбург. — Даже не видя ее лица, Варнак ощутил, что первая леди города довольно ухмыльнулась. — И не забудь, что начинать нужно с заявления в местное отделение полиции.