Волжане
Шрифт:
— Э… Чем тянут?
— Ты, Фросюшка, видела стрелку у Трофима, что все время в одну сторону кажет, как ни верти подставку? Вот, это магнит и есть. Люди у Твердяты удалые, да загульные. Во хмелю мелкими монетами да бросовым товаром сорят, что при севе зерном! Вот и тянет разбойничков к ним. Никто же не знает, что богатство сие не столько от наскоков мелких на вежи незамиренные идет, сколь от торговли со степняками же, а через них и с купцами царьградскими, что в Таврике проживают. И про, то никто не ведает, что Твердята своих воев специально по всем кабакам, да шалманам пускает, чтобы те слухи о своей удаче разносили.
— Разбойнички, говоришь… Как же таким иродам железо давать?
— Война дело грязное,
— То наемники были, — возразила Улина. — Свои к тому времени уже крепко уяснили, что живут жалованьем и тем, что в бою добудут, а за разбой всего могут лишиться, и жизни в том числе. А те решили проверить слово воеводское и допроверялись! И не рубил он, а из самострелов расстрелял. Пока разоружишь таких, кровью изойдешь.
— Пусть так, слухи разные ходят, — нехотя согласился тот, — Но деваться нам некуда, Фросюшка! Воронежские земли югом прирастают, войско там необходимо как воздух. Кстати, знаешь, чем Твердята Азу у ее рода племени сосватал? Ага, доспехами бронными!
— И все-таки, не продадут ли нас людишки эти? — не оставила сомнений в конечном исходе дела Ефросинья. — Они же что перекати-поле…
— А что делать? — ответила Улина, заметив, что взгляды собеседников скрестились на ней. — Пока еще ясская да воронежская молодь в школах подрастет, да в поле со своим поконом выйдет… В любом случае доспех выдается лишь тем, у кого детишки, либо младшие братья среди нас обучаются или за чью семью соседи поручились, да и то не сразу! Одиночки не приветствуются, да и разбавляются пришлые между воронежцами весьма. Не более десятой части новичков на поселение, а тех, кто приходит вместе, стараются разбросать по разным весям. Через несколько лет, глядишь, они уже почти свои, а вояки к Твердяте приходят справные, другие рядом со степью не выживают.
— Лишь бы власть к рукам не прибрали, — не могла остановиться Ефросинья, — а то начнут порядки свои устанавливать, да оратаев данью обкладывать!
— Треть от войска донского наш покон приняли! И Плоскиня тож! А тот ныне не только новую землю пашет, но и все хозяйство воронежское держит в своей руке! — слегка успокоила собеседницу Улина. — А еще Петра нашего в качестве доверенного лица держит, советуясь по всем важным вопросам.
— А Твердята что?
— Что-что… По слухам, сначала злился и даже Петрушу к себе приблизил, дабы власть не потерять. Это у них быстро! Соберут круг, и гуляй, как звали! Однако потом они все же втроем сели, да договорились. Ныне один в степи воюет, второй в глубинке, земли обустраивает, а наш Петруша… наш пострел везде поспел!
— Ладно, коли так, — кивнул Николай, — лишь бы Киев на наше такое самоуправство не осерчал! Земли, что ни говори, почти черниговские.
— Почти, да чуть-чуть никем за причину не берется, — резонно возразила ему Улина. — Селили людишек Тврдяты по границе княжества, но все же за его пределами, дабы заслоном они стали от половцев лютых, первыми их удар принимал на пути к Рязани, да Мурому. А уж крепостица дивногорская и вовсе на стыке с половцами!
— И эти доводы помешают Монамаху рассердиться на то, что подводим под свою руку околочерниговских переселенцев?
— Ничуть, — вынужденно пожала плечами Улина. — Но и мы не сидим, сложа руки!
— И что делать Трофим собирается? — подобралась от любопытства Ефросинья.
— Петра с сыном в Киев град послал, дабы те стенали, да помощи просили в борьбе с Сырчаном. Мол, пока хан слаб, нужно его
— Так вроде Мономах уже осаживал их вместе с берендеями [28] рядом с собой?
28
Берендеи — Под 1116 годом летописи сообщают: «пришли на Русь к Владимиру торки и печенеги» без упоминания берендеев, но после этого Поросье было заселено кочевниками неполовецкого происхождения, получившими общее название «черные клобуки», в числе которые при описании последующих событий упоминаются берендеи и торки. Между сторонами нередко возникали конфликты. Об одном из них летопись сообщает под 1121 г.: «В лто 6629 Прогна Володимеръ Береньдичи из Руси, а Торци и Печенйзи сами бжаша».
— Слухи ходят, что прогнать грозится.
— Шалят?
— Не без этого. Пусть гонит, к себе возьмем. Своими эти племена долго не станут, но и ходить к нам через себя не дадут.
— Так хрен редьки не слаще!
— Эти, уже почти отвоевались, покоя хотят. Кому, как не им, с диким полем уживаться? А будут в Дивногорье шалить, так Твердята не просто так лихих людишек к себе созывает. Всем излишне шебутным укорот сумеет дать.
— А своими воями Мономах точно поможет?
— Вряд ли, разве что напутствием словесным, — пожала плечами Улина. — Но вдруг, да вспомнит своих бывших ратников и не станет ногами топать, что земли воронежские отныне своим путем идут. Договариваться в любом случае необходимо. Как утешение Петр ему зеркала с амальгамой оловянной повез, да стекло гладкое, другим Киев не удивишь. Прогонят, не прогонят с такими подарками, не угадаешь, но слухи о товарах наших все равно расползутся и этим надо пользоваться, иначе, зимой останемся без денег, и многие планы наши пойдут коту под хвост! Так что к осени, кровь из носа, но караван туда мы должны снарядить.
— Вот почему к стеклодувам вы Радку не подпускает, — догадалась Ефросинья, задумчиво покачав головой. — Да уж, забот у вас полон рот…
Что еще в списке твоих дел, муженек?
— Да список это бесконечный, — неопределенно пожал плечами Николай.
— Только ты, Фросенька, не серчай, мне еще со старостами, да мастеровыми вечером встречаться, поэтому мы дальше с Улиной по доходам нашим пройдемся, чтобы я знал, что могу им обещать, а с чем придется повременить…
— И я послушаю, — покорно наклонила голову, Ефросинья, — если не прогоните…
— Тебе это вдвойне полезно будет! Староста как-никак. Так вот, на чем я остановиться… Доходы наши по посуде падают, налицо ее переизбыток, а потому предлагаю я завязывать с нею и пустить железо на скобяные изделия и оружие.
— А цены опустить? — возразила Улина.
— Опять? Как бы разорение от этого нам не вышло. Девяносто из ста даже куну на котелок пожалеют, ибо не живут, а выживают, а в остальные уже насытились, выручка упала втрое.
— Насколько? — вмешалась Ефросинья.
— За прошлый год лишь полтысячи гривен с торговли посудой выручили.
— Новгородских или шестигранных киевских? — уточнила Улина.
— Конечно новгородских они полновеснее, — пожал плечами Николай. — Мы же вроде уже договаривались в них считать?
— Ох, Боже ж ты мой! — почти провыла Фрося, всплеснув руками. — Да сколько-но эти ваши гривны зерна купить можно!
— Ты забываешь, Фросенька, что часть суммы идет на закупку угля и руды, а, часть съедают накладные расходы, то бишь торговые пошлины, содержание воинов, припасы на них, охрана на торговых точках, зарплата мастерам и рабочим… Да еще оставшееся делится пополам между нами и общиной.