Волжская рапсодия
Шрифт:
***
Концерты давали через день. В музыкальном салоне на носу средней палубы. На невысокой сцене как раз хватало места для четырех исполнителей: пианисту – за кабинетным роялем, скрипачу и виолончелисту – на стульях; контрабасист же от барного стула отказался: привык выступать стоя.
Слушатели рассаживались в обитые узорчатым жаккардом кресла, расставленные четырьмя полукруглыми рядами вокруг сцены. Боковые двери салона и дверь, ведущую в коридор, открывали: желающих послушать игру музыкантов из столицы было больше, чем вмещал зал.
За панорамными окнами медленно проплывали речные Волжские пейзажи, освещенные заходящим солнцем. Природа и музыка. Две родственные стихии: первая вдохновляет на создание второй; звучание второй всегда оживляет настроения первой…
Дарья помнила, как во время исполнения «Элегии» Рахманинова 12 открыла глаза и увидела в окно возвышающуюся из воды колокольню. 13 «Как такое возможно?! – в груди тоскливо защемило. – Она совсем одна. Как и я».
12
С. Рахманинов «Элегия es-moll» (N 1 из op. 3 «Пьесы-фантазии» для фортепиано).
13
Затопленная в советские годы при создании Угличского водохранилища колокольня Никольского собора, расположенная в городе Калязине Тверской области.
Теплоход подошел ближе. Ослепил всполох солнца, мелькнувший в узком проеме белокаменной свечи.
Когда последний аккорд растворился в воздухе, Дарья взяла лежащий на клавиатуре носовой платок и высморкалась под аплодисменты, заглушившие гул проходивших рядом с теплоходом моторок.
Обычно сразу после ужина, если не было выступлений, поднималась на солнечную палубу – там не так слышна музыка с дискотеки. Осторожно прикрывала двери конференц-зала, где шел показ очередного кинофильма. Переставляла плетеное кресло ближе к перилам, садилась и смотрела на воду.
Августовские вечера напоминали о приближении осени. Плыли вдаль устланные пушистым зелено-бурым лесным покровом берега. Постепенно окунались в сумеречную дымку и становились едва различимы. Усилился сырой запах реки. Вдалеке начала тоскливо кликать какая-то пичужка. То там, то тут вспыхивали огни: оживали небольшие деревушки.
«Никакие Эмираты и Багамы не могут сравниться с этой непритязательной красотой, – Дарья с наслаждением вдохнула прохладный воздух, встала, перегнулась через перила и всмотрелась в светящиеся в толще воды точки. – Если б можно было навсегда скрыться от него в этих загадочных глубинах…»
Экскурсии Дарья не любила. Всякий раз, когда теплоход причаливал к пристани очередного провинциального города, шла в музыкальный салон заниматься. Пятнадцать минут – гаммы, еще десять – упражнения Ганона, 14 и можно переходить к программе.
В тот день вынуждена была ретироваться на берег: в музыкальном салоне молодежь играла в «Мафию», а в ее каюте, расположенной на верхней палубе, контрабасист Боря проставлялся после вчерашнего первого в жизни сольного концерта «на воде».
14
Известный сборник упражнений французского музыкального педагога Шарля Луи Анона (в русской традиции фамилия произносится как Ганон), используемый при обучении игре на фортепиано.
Откинутый столик у окна ломился от яств: балык из сома под астраханскую водку в бутылке в виде осетра, тарелка варено-копченых раков, связка сушеной тараньки, вяленый жерех и синец. Тарелки мясная, сырная, фруктовая.
Дарья, как переступила порог, так и осталась стоять в дверях, зажав нос: «Боже мой! Мне придется не один день с открытым окном спать, чтобы выветрить эту рыбную вонь».
Она категорически отказалась присоединиться к подвыпившим товарищам по цеху, присовокупив в качестве «отступных» к столу, накрытому вскладчину, баночку черной икры.
– Дашка, останься! – добродушно пробасил контрабасист. – Там пекло, а у нас пивко холодное. – Он любовно погладил пластиковый пузатый бочонок.
– Спасибо, – отмахнулась Дарья, – я на экскурсию схожу: говорят, здесь много интересного. – Схватила висевшие на крючке у зеркала плащ, сумочку и выскочила в коридор. Спустилась по узкой лестнице на главную палубу. Осторожно ставя каблуки между поперечными рейками трапа, вышла на пристань.
Почти сразу оторвалась от группы туристов и минут пять медленно шла вдоль нижней набережной. Остановилась, зачарованная бликами, коснулась нагретых солнцем чугунных перил и приложила ладонь ко лбу козырьком, вглядываясь в маленькую светлую точку на воде.
«Что это? Птица?» Точка приблизилась. «Какое свинство! – Дарья разочарованно вздохнула: – Неужели не хватает урн: надо обязательно окурки кидать в реку? – Привыкший к самоедству ум тут же нашел очередной повод для самобичевания: – Сигарета, выброшенная за борт. Как символично: так же и я бесцельно плыву по течению жизни».
– Гера, ты скоро? – раздался за спиной женский голос.
Дарья резко обернулась.
Девушка в джинсовом костюме разговаривала по телефону, прижав его плечом к уху:
– Я место клевое подобрала, – она раскрыла объемный деревянный чемодан и достала холст. – Давай быстрее, пока солнце можно поймать, а то потом с тенями замучаешься.
Дарья потерла похолодевшие ладони: «С ума сойти! Имя знакомое слышу и шарахаюсь, как от проказы». Она обошла нарисованные мелом на асфальте квадраты с цифрами и побрела дальше по набережной.
Внимание привлекла вывеска на вытянутом вдоль берега двухэтажном плавучем доме.
– Ботель. Ресторан «Мирная пристань», – прочитала вслух Дарья и еще раз повторила нараспев: – Ми-и-ир-на-а-я при-и-стань. Место, где спокойно и безопасно. – Развернулась и, пройдя причал для прогулочных судов, свернула направо. «Хорошо, что стоянка четыре часа: успею город обойти, и ребята, наверное, разойдутся по своим каютам».
Минут через десять подошла к двухэтажному зданию из мелкого красно-бурого кирпича. Крыльцо пряталось от палящего солнца под арочным козырьком с причудливым кованым узором. Справа висела мраморная табличка с выгравированными мелкими буквами, от времени выглядевшими неряшливо.
– Памятник архитектуры второй половины девятнадцатого века. Дом призрения бедных. Городская богадельня и детский приют. Богородская домовая церковь, – прочитала Дарья. – Не слишком ли много для одного здания? – Поднялась по ступенькам и дернула за дверную ручку.