Воображала
Шрифт:
*
смена кадра
*
Шум улицы.
Воображала на скейте, камера отстаёт, оранжевая футболка и белые брюки мелькают совсем далеко, легко проскальзывая сквозь густую толпу. Камера следует за ней, но догоняет лишь во дворе у спортивной площадки, где Воображала замедляет движение, чтобы посмотреть, как гоняют в футбол полдюжины мальчишек.
Неудачно брошенный мяч летит в её сторону, она ловит его рукой. Игроки разворачиваются, замечают, расцветают улыбками, несколько
— Воображала!
— Привет, Воображала!
— Воображала, играть будешь?!
— Воображала, кажи класс!!..
Воображала улыбается в ответ, спрыгивает со скейта и "кажет класс".
Грязный серый мяч летает вокруг её рук и ног, словно привязанный, она играет головой, грудью, корпусом, за спиной, не глядя, она бросает его, не целясь, и ловит, не замечая, и под конец посылает в единственную на площадке баскетбольную корзину сложным тройным рикошетом.
Смеётся, вытирает ладони о белые брюки, прыгает на скейт.
Мальчишки на площадке с завистливым восхищением свистят ей вслед.
Они все, как один, пыльные и грязные, мяч тоже грязный, но на белоснежных брючках и яркой футболке Воображалы не осталось ни пятнышка.
Какой-то салажонок лет шести в кепке и вытянутой майке спрашивает:
— А почему её так обозвали? Она задавака, да?
Сосед натягивает кепку ему на нос.
— Сам ты… задавака! А она — Воображала, ясно?!
*
смена кадра
*
Школьный коридор.
На двери одного из кабинетов прикноплен лист с надписью «Прививочная». Перед дверью — группа ребят, среди них Воображала. Лица у большинства не очень радостные. Только на Воображале даже в мрачном коридоре сохраняется солнечный отсвет. Худая девчонка рядом (недовольное лицо, узкие вельветовые брючки в цветочек, кружевной блузон, обесцвеченная чёлка) смотрит на дверь без энтузиазма, скулит:
— Представляю, как это больно…
Крупным планом — искренне недоумевающее лицо Воображалы:
— Зачем? Лучше представить, что щекотно!
Из-за двери доносится сдавленное хихиканье.
Голос медсестры:
— Следующий!
*
смена кадра
*
Воображала натягивает оранжевую футболку.
Школьный спортзал временно переоборудован под нужды плановой медкомиссии. За раздвинутой ширмой — шведская стенка, маты на полу, спортоборудование сдвинуто в угол. За одним из столов что-то пишет медсестра. У другого стоит Врач, смотрит на Воображалу хмуро и слегка озадаченно. Та улыбается и говорит скороговоркой:
— Спасибо-до-свиданья!
У
Врач — тот самый хирург, что говорил с её отцом после аварии, только постаревший и замотанный — смотрит ей вслед. Хмурится. Вид у него неспокойный, словно он никак не может поймать ускользающую мысль.
Медсестра фыркает, говорит, продолжая писать:
— Дети сегодня какие-то ненормальные! Словно им не прививки делали, а пятки щекотали! Никакой серьёзности. Впрочем, вокруг этой Конти всегда что-нибудь…
— Конти? — У Врача взлетают брови. — Не может быть!
Он смотрит на захлопнувшуюся дверь, потом — на свой стол. На столе — открытый журнал регистрации. Крупным планом — имя в последней графе.
Виктория Конти.
Врач повторяет, но уже не так уверенно:
— Этого просто не может быть…
*
смена кадра
*
Конти открывает дверь (тяжёлая, деревянная). На его лице — вежливый интерес:
— Заходите, я сегодня один… Так что там насчёт диспансеризации, я как-то не совсем понял по телефону…
Голос его затихает, ответ Врача вообще не слышен, перекрытый звуками холла, по которому движется камера. Стук старинных часов с маятником, ритмическая музыка — свободная вариация «поп-корна». Обстановка тёмная, добротная, неполированного дерева. У окна — огромная пальма, под потолок, на подоконнике спит огромный рыжий кот. Много пустого пространства, деревянная лестница на второй этаж. Камера следует по ней, но останавливается на полпути, показывая открытую дверь в кабинет.
Кабинет ярко освещен, полоса света падает из открытой двери на лестницу, голоса говорящих становятся громче, и не только потому, что Конти повышает тон:
— Поверьте, вы ошибаетесь…
— А я уверяю вас, что это исключено.
Голос Врача тоже слышен явственно, хотя говорит он негромко.
— Технически невозможно засекретить цикл легальных операций такого масштаба, пусть даже не будет публикаций, но слухи обязательно должны быть, хотя бы в профессиональных кругах…
— Не было никаких операций.
— Не понимаю, почему вы упрямитесь! Согласен, поначалу причины держать всё в тайне могли и быть. Возможно, хирург не имел лицензии. Может, даже был преступником. Видите? Я вполне это допускаю! Но ведь прошло столько лет!.. Никто не собирается предъявлять ему обвинение, наоборот! Человек, сумевший сотворить такое чудо, не должен оставаться в неизвестности! Мы должны помочь ему! У меня есть связи… Человек, сумевший хотя бы один раз в своей жизни совершить подобное…