Вооружен и опасен: От подпольной борьбы к свободе

Касрилс Ронни

В какой-то момент я бежал рядом с товарищами. В следующее мгновение солдаты без предупреждения открыли огонь. Я инстинктивно упал на землю.

Мы были в открытом поле, пробежав через прорыв в заборе и через дорогу. У нас не было ни оружия, ни укрытия. Как и мои товарищи, всё, что я мог сделать, это только вжаться телом в землю, опустить голову и надеяться на спасение как на чудо. Свистящие пули разрезали воздух над нашими головами. Казалось, всё это продолжалось бесконечно. Сколько людей погибало сейчас позади нас?

Как только прекратились первые залпы, Буши, мой телохранитель, который лежал в пяти метрах справа от меня, крикнул, что в него попали. Чувствуя только жжение в ране (боль придет позже), он подумал, что в него

попала резиновая пуля. Но только я начал ползти к нему, стрельба возобновилась, такая же яростная и продолжительная, как и до этого, поэтому я замер там, где лежал. Зловещий гул реактивных гранат над головой, сопровождаемый четырьмя глухими разрывами, заставил меня с ужасом понять, что они используют и гранатомёты.

Огонь был невероятным. Солдаты должно быть сошли с ума. Когда они остановятся? Могу ли я помочь Буши? Стрельба продолжалась безостановочно.

Это было седьмого сентября 1992 года, и я был во главе огромной демонстрации, пытавшейся пройти до небольшого города Бишо — искусственно созданной столицы бантустана Сискей. «Хоумленд» Сискей представлял из себя засушливый анклав в восточной части Капской провинции, созданный Преторией; финансируемый Преторией; с армией, обученной и вооружённой Преторией. Им управлял бригадный генерал Упа Гкозо, претендовавший на роль «твёрдой руки» и захвативший власть в ходе военного переворота в 1990 году. Крошечный человечек, в несоразмерно большой фуражке, он представлял собой смешное зрелище. Но его безжалостное подавление любой оппозиции было, тем не менее, реальностью.

АНК и его союзники решили организовать мирный марш на Бишо, где мы собирались провести народную ассамблею и потребовать восстановления политических свобод на этой территории. Для этого мы под палящим солнцем шли целый час по дороге из близлежащего белого города Кинг-Уильямстауна на территории самой Южной Африки на север вверх по холму, чтобы дойти до номинальной границы между Южной Африкой и Сискеем. Более 80 тысяч человек, в основном из обнищавших деревень и «спальных» посёлков этого района, шли под нашими знаменами.

За полчаса до того, как началась стрельба, руководители демонстрации отправили меня посмотреть, что происходит впереди. С несколькими товарищами я поехал на машине вверх по холму, покрытому колючим кустарником и камедными деревьями. Границу обыкновенно обозначал простой столб с надписью «Граница Сискея» на обочине дороги. Как и случае с большинством бантустанов, здесь не было ни пограничных, ни паспортных формальностей. Но в этот день вдоль границы и поперёк дороги были растянуты кольца режущей проволоки, препятствующей движению на север. За проволокой дорогу блокировали бронетранспортёры южноафриканской армии, а за ними стояли шеренги полиции Сискея. В трёхстах метрах позади полицейских, около здания радиостанции стояла цепь солдат Сискея. Ещё больше их стояло справа вдоль гребня холма. Они охраняли административные здания, стоящие вдоль дороги с восточной стороны. Над головой гудели военные вертолёты Южной Африки и Сискея.

Кольца режущей проволоки были расположены так, чтобы направить участников демонстрации вдоль боковой дорожки на стадион примерно в ста метрах от дороги. Этот стадион, расположенный на границе, был местом проведения митинга по окончании такой же демонстрации ровно месяц назад. Только тогда не было режущей проволоки. В том случае дорога была перегорожена живым барьером из солдат и после нескольких часов переговоров демонстрантам было разрешено войти на стадион для проведения митинга.

Но режим террора в Сискее по-прежнему сохранялся. Широко распространённое насилие, запугивание и убийства людей, находящихся под властью Гкозо, сделало жизнь невыносимой. Решение регионального руководства АНК совершить марш на сам город Бишо, провести там 24-часовую народную ассамблею, потребовать свободы речи и объединения получило публичную поддержку национального руководства АНК. Перед тем,

как туда прибыли Сирил Рамафоса, Стив Тшвете, Гертруд Шопе, президент КОСАТУ Джон Гомомо и многие другие лидеры, я был отправлен в этот регион, чтобы помочь в организации мероприятия. В течение нескольких дней до начала марша я вместе с Крисом Хани посещал обнищавшие деревни и посёлки, выслушивая жалобы людей, наблюдая за усилением их гнева, отмечая их призывы к действию, чтобы избавиться от Гкозо. Это были именно те сельские жители, с которыми мы плохо работали в годы вооружённой борьбы. Сейчас их готовность к борьбе производила сильное впечатление.

Пресса и телекамеры заняли позиции на дороге позади баррикады из режущей проволоки. Они стояли рядом с доктором Энтони Гильденхейсом и Джоном Халлом — ведущими деятелями национального Комитета за мирное согласие, который был создан в надежде остановить раскручивающуюся в стране спираль насилия. Они присутствовали, чтобы обеспечить мирный характер происходящего. Они знали, что нашей целью был Бишо, хотя надеялись, что мы ограничимся проведением нашего мероприятия на стадионе.

Я сказал им, что мы не можем гарантировать этого. Но подчеркнул, что у нас была мирная демонстрация, что мы не собирались использовать насилие против солдат. И я попросил их воздействовать на сискейских солдат, чтобы они не стреляли. Но Гильденхейс, Халл и группа их наблюдателей осталась около режущей проволоки, лицом к приближающейся демонстрации. Сискейские солдаты и офицеры, самыми старшими из которых были белые, прикомандированные в Сискей от САДФ, оставались за их спинами вне наблюдения.

Гильденхейс и Халл ждали Рамафосу, который шёл во главе демонстрации. Они хотели поговорить с ним. Я сказал им, что нашей целью было дойти до Бишо, и намекнул, что я не уверен, что у нас это получится, и что скоро Рамафоса подойдет к ним.

Распрощавшись с ними за пятнадцать минут до подхода головы колонны, мы поехали по дорожке, ведущей на стадион. Мы сразу заметили, что с северной стороны стадиона часть забора длиной примерно в десять метров была сломана. Мои спутники объяснили, что эта часть забора была разрушена во время массового наплыва участников предыдущего марша. В двухстах метрах за проломом стояли солдаты.

Разрыв в заборе открывал дорогу в Бишо. «Проход через разрыв» на жаргоне южноафриканского регби означало использование возможности для прорыва в обороне соперников. Создавалось впечатление, что нужно было двигаться этим путем.

Слева были открытые поля, казавшиеся неохраняемыми. Если бы мы повернулись на запад, в том направлении, то мы удалялись бы от солдат. Мы получили информацию о том, что некоторые относились к нам с симпатией. Остальные колебались. Создавалось впечатление, что они были размещены там, чтобы охранять радиостанцию. Не наступая в их направлении, обходя их по большому радиусу, мы могли бы избежать столкновения. Миновав их, мы изменили бы направление и двинулись бы на северо-восток в город.

Нам, тем не менее, показалось странным, что силы безопасности не починили или не заделали пролом в заборе. Было также странным, что благожелательно настроенные Гильденхейс и Халл не сказали мне о проломе и побуждали нас идти на стадион. Мы поразмышляли над тем, не сталкиваемся ли мы с тщательно разработанным планом сискейских сил заманить нас в ловушку. Мы слишком легко отвергли такую возможность.

Через много месяцев, в ходе переговорного процесса у меня была возможность поговорить с одним из старших офицеров САДФ. Судя по тому, что он сказал, Гельденхейс и Халл утаили от нас информацию о том, что сискейские войска были заранее размещены вдоль всей линии режущей проволоки. Их офицеры намеревались твёрдо дать нам понять, что любая попытка перейти границу будет пресечена силой оружия после соответствующего предупреждения. Но Комитет мира вмешался и предложил им отойти, чтобы мы могли использовать стадион: стадион с зияющим проломом в заборе.