Вопреки всем запретам
Шрифт:
– Да…, -сказано им шепотом, еле слышно, а для меня словно дикий крик, рвущий мои перепонки. И все. Вот так просто. Конец иллюзиям, здравствуй, агония.
– Прощай Рома, желаю вам счастья, - кладу трубку и выключаю телефон.
Так же как я выключаю телефон, Рома только что выключил мой мир. Одним единственным словом.
Хорошо, что никого нет рядом. Что никто не мешает мне придаваться агонии и боли. Что никто не слышит мои отчаянные крики, полные ужаса и скорби. Я вгрызаюсь изо всех сил в мягкую ткань подушки, вымещая на той злость и заглушая крики. Никто не знает, какие пытки я испытываю. Что царапаю ногтями грудь, желая вырвать из под ребер адски саднящее сердце. Наконец-то полюбила, глупенькая Оксана. Довольна? Истерический смех и уже без слез. Нет спасения и все это не сон. Дерьмовая придерьмовая жизнь. Для таких как я нет красивой сказки и хэппи энда в конце. Срываясь на раздирающий глотку крик, я выкручиваю себе руки, стараясь хотя бы через физическую боль унять душевную. И только через несколько часов, выдохшись, я заваливаюсь в полуобморочном состоянии на кровать и забываюсь тревожным сном. Уже сквозь дрему слышу бешеный стук в дверь.
– Оксана, открой! – его яростный, полный боли крик, как яд, как соль на только что вспоротые раны.
– Нет! Уходи! Убирайся! – кричу я и зарываюсь головой в подушку. А вокруг его запах. Везде его чертов запах.
– Чертенок! Прошу, - сквозь оглушающие звуки ударов его кулаков о металл двери, доносится умоляющий вой загнанного зверя. Стараясь спрятаться и не думать, я закрываюсь в ванной и включив на всю воду, обессиленно опускаюсь на кафельный пол, опираясь о борта душевой. Дикий, непрекращающийся плачь душит меня, пока я не забываюсь, лежа на холодном полу. Я не слышу, но чувствую каким-то образом, как после двухчасового избиения двери он обессиленно сползает вниз, роняя голову на сомкнутые руки. Как всю ночь Рома сидит на холодном бетонном полу подъезда, сжимая виски руками. Как он, до боли в скулах сжимает зубы, кусая окровавленные кулаки, чтобы не раскричаться, не застонать. Как практически безмолвно, с тихим хрипом вырывается мужской плач. Он плачет впервые за свою сознательную жизнь. Этот баловень судьбы, у которого есть все, что можно только пожелать, которого в данный момент ждут в самом дорогом клубе города многочисленные друзья и подруги, плачет в грязном подъезде под дверью ничем не примечательной маленькой девушки, но отчего то такой необходимой. Без которой уже не дышится полной грудью, без которой больше нет желания жить.
Глава 10
Следующее утро принесло тонны головной боли и желания удавиться. Перебравшись из ванной в кровать, я провела на ней весь оставшийся день. Подниматься пришлось поздним вечером, когда в квартиру зашла Сашка, взволнованная моим внезапным исчезновением. Поняв по моему угасающему виду, что дела совсем плохи, подруга принялась за реанимацию. Отославши меня в спальню с указаниями переодеться во что-то более приличное, сама направилась на кухню для приготовления ужина. Потом словно маленькую девочку откармливала с вилки глазуньей и отпаивала черным сладким чаем. А уж когда в моем истощенном истерикой организме забрезжили первые признаки жизни, приступила к допросу. Я рассказала ей все, от начала и до конца. Странным было то, что на удивление мой голос был тих и спокоен. Как будто ни одной эмоции не осталось в организме. Сашка поступила как мудрая женщина. Она не стала говорить свое: Я ведь предупреждала тебя, и так далее.
– Мы справимся с этим! Я с тобой, подруга, - смотря проникновенным взглядом голубых глаз в мои зеленые, сказала она. И сразу полегчало. Она знает, мы это уже проходили. С ее мамой, с моим папой. Насмотревшись любимых ужастиков, мы засыпаем вместе, обнявшись друг с дружкой. Весь следующий день провели вместе с подругой.
В понедельник утром вернулась мама, поэтому как бы трудно не было, пришлось собирать себя по кусочкам. Не хотелось мне расстраивать ее. Приведя себя в более или менее божеский вид и натянув подобие улыбки, я отправилась на учебу. Но весь боевой настрой вылетел в трубу в один миг, когда, выйдя из подъезда я заметила стоящего возле своего автомобиля Рому. Вид у него не лучше моего. Осунувшееся лицо, трехдневная щетина и вместо привычных рубашек и брюк - темный свитер и джинсы. Когда наши взгляды встречаются – его колючий и мой затравленный, он ни секунды не медля, в несколько шагов преодолевает расстояние между нами.
– Оксан, - болезненно поморщившись начинает он.
– Не нужно Ром, - чувствуя что вот-вот слезы польются из глаз, пытаюсь смотреть куда угодно, только не на него.
– Ты меня даже не выслушаешь? – а голос такой сорванный, тихий.
– Я послушала много кого. И твою маму и твою невесту, мне дерьма и оскорблений хватит до конца жизни, - пытаюсь развернуться и убежать, но он не отступает и идет за мной.
– Да не невеста она мне!
– Ой, хватит врать! – мой голос срывается на плачь.
– Да, не вру я, -чертыхается Рома позади меня и устав догонять хватает за руку. Я пытаюсь оттолкнуть его, но он не отпускает.
– Оксан, давай я довезу тебя до института, поговорим в машине как взрослые люди, не будем здесь цирковое представление устраивать, - поворачиваю голову в сторону и замечаю смотрящую на нас бабулю из окна квартиры с первого этажа.
– Хорошо, но без рук, - вырываюсь из его хватки и направляюсь в сторону машины, утирая непрошенные слезы.
Первые несколько минут мы едем в полном молчании. Я смотрю на него исподлобья и понимаю насколько соскучилась. До ломоты в пальцах хочется притронуться, прижаться к нему. Замечаю содранные в кровь костяшки на его руках, и не смотря ни на что, сердце обливается кровью за него. В машине где всегда была идеальная чистота, жутко накурено, а возле коробки передач замечаю пачку сигарет и лежащую сверху подаренную мной зажигалку.
– Мой отец чокнутый тиран, - произносит Рома, не отрывая взгляда от дороги.
– Он уже четыре года парит мне мозг Наташкой. Она дочь его лучшего друга. Между нами ничего никогда не было. Она мне как сестра, я помню ее с малолетства. Я ни тогда, ни сейчас не собираюсь женится на ней. Пойми, он просто человек такой, ему нельзя говорить «Нет», это как красная тряпка для быка. С ним нужно молча соглашаться и потихоньку выруливать ситуацию в свою сторону.
– И как же ты собираешься выруливать? Если свадьба уже намечена? – смотрю на него и чувствую, как вопреки здравому смыслу в душе пробивается росток надежды. Упрямый такой росток, который умудряется выжить на скалистой неплодоносной местности моей истерзанной души.
– Да херня все это. Ну сосватали, да даже если б и женат уже был… Я НЕ БУДУ С НЕЙ, - вспыхивает он.
– Только похоже Наташа об этом не в курсе.
– Я сто раз ей это говорил, не моя вина, что она там себе думает. Что она тебе наговорила? – поворачивается и устало смотрит на меня.
– Да не в этом дело. Не в ее словах, и даже не в словах твоей мамы. Пусть хоть изойдутся желчью. Я не боюсь никого. Здесь в тебе дело, Рома. Чем ты вообще думал, когда приглашал меня на день рождения? – смотрю на него во все глаза.
– Я не думал, что они начнут так себя вести, - через несколько долгих минут отвечает он и останавливает машину возле института.