Вопреки всем запретам
Шрифт:
— Ксюш… скажу тебе честно, я мало верю в то что это поможет. Пойми, там все куплены, у них установка уничтожить его, — устав со мной бороться, он трет лицо руками и вздыхает от бессилия.
— Всех он не купит, я до президента дойду если надо будет. Главное, чтобы факты на нашей стороне были. А без этих доказательств все тщетно.
— Хорошо, я все сделаю… не забывай, он мой лучший друг, я за него все отдам. Точно также как и ты.
— Вот и я о том же, Андрей, не забывай об этом, — киваю я.
Через полчаса, более или менее успокоенный Андрей уезжает к Саше. Я же, стараясь не о чем не думать кроме завтрашнего дня, достаю
глава 16
Глава 16
Ну кто тебя просил
Мне не понятна ложь
Ведь мне нужна лишь ты
А не какой — то дождь
Ну кто тебя просил?
ну всё сегодня зря…
Я выбился из сил
Я не люблю тебя…
Весь следующий день приходится отсиживаться дома, лечась всевозможными мазями и примочками. Не только лицо, но и все тело покрыто жуткими синяками. Обрабатывая ссадины и раны, не испытываю ни капли жалости к себе. Что мои синяки по сравнению с тем, что переживает он день ото дня. Когда каждая ночь может стать последней.
Ближе к вечеру ко мне наконец-то заезжают Андрей с Сашкой. Та, как и следовало ожидать, волнительно прячет глаза тщетно пытаясь сдержать слезы. Но держится, не хочет меня злить. К сожалению, новости, принесенные Андреем, особой надежды не вселяют. Следователь. занимающийся Роминым делом даже выслушивать Андрея не стал. А спустя целые сутки, Дима конечно же, смог попасть домой и догадаться откуда растут ноги исчезновения его ключей. Не будучи полным дураком, давно уже перепрятал доказательства. Получается все зря было. Услышав новость, я отворачиваюсь от друзей, прося их уйти. Чувствую, как злость и отчаяние вытесняют все живое, все человеческое из меня.
Два часа одиночества и разбитая посуда, словно устланный ковер под ногами. Выплеснув накопившийся гнев, оставшись абсолютно без сил, я сползаю по стеночке на пол, поджав под себя ноги. Выхода на самом деле нет.
На следующий день, припухлость на глазу немного уменьшается. Я замазываю насколько могу синяк и одев солнечные очки отправляюсь в институт. Мне нужно чем-то занять себя. Нужно что-то делать, чтобы окончательно не сойти с ума. Едва я успеваю подняться по ступенькам в фойе, меня чуть ли не сбивает с ног стремительно приближающаяся фигура Джека.
— Ты жива, — облегченно вздыхает он и на удивление окружающих, притягивает меня в объятия.
— Живая, — обнимаю его в ответ, каря себя за то, что у самой то ни на секунду не возникло мыслей волнения об этом человеке.
— Ты как? Тебе не сильно досталось? — внимательно осматриваю его, замечая под глазом похожий на мой синяк.
— Ерунда. После отцовских побоев это так, легкий поцелуй был, — смеется он, и приподняв мои очки с переносицы, громко присвистывает.
— А вот тебе повезло меньше, — говорит он.
— Мне несказанно повезло, и все спасибо твоему подарку. Он и правда приносит удачу, — убирая от своего лица его руки и натягивая обратно очки улыбаюсь ему.
— Пойдем на лекции, а потом все расскажешь мне, — тянет он меня за собой. И мы проходим к аудитории, взявшись под руки, под волнительные взгляды одногруппников.
Кирилл с Сашей, впрочем как и остальная аудитория, косятся на нас с Джеком все занятие, но мне отчего то больше не хочется к ним. К тем, у кого все ясно и понятно в жизни. К тем, кто не способен меня понять. Я сама сторонюсь их и понимаю, что отталкивая друзей, могу навсегда потерять их. Но мне не страшно. И не больно. И не жалко.
После занятий, Джек отправляется на обещанную мной встречу с Егором. Находясь в приятном волнении, он болтает о всякой ерунде, не замолкая ни на минуту. А я, пожелав ему удачного похода, опустив взгляд под ноги медленно иду домой. Думая о том, что сегодня нужно хотя бы позвонить маме. С последними событиями, совсем не уделяю ей внимания. Но и видеться пока нам не стоит.
Поднявшись на свой этаж и подойдя к двери, я с замиранием сердца понимаю, что внутри кто-то есть. Неужели мои похититель вернулись? Или Ромин отец послал новых головорезов на поиски меня? Первой мыслью проносится в голове: сбежать. Вот прям сейчас развернуться и стрелой лететь вниз, на улицу. Но ноги и руки сами собой ведут меня внутрь, не давая возможности передумать. Зайдя в коридор, медленным тихим шагом прохожу в гостиную и увидев непрошенного гостя, понимаю, что кого-кого, а я ее я ожидала увидеть здесь в последнюю очередь.
В кресле, возле окна, с моим котом-предателем на руках во всю свою стать восседает Ольга Алексеевна. Поза королевы, хозяйки ситуации. Но уставшие глаза, полные немой тоски и переживаний вносят дисбаланс в образ холодной леди. Стоя посреди комнаты, напряженная и готовая в любой момент дать отпор этой женщине я не испытываю ни малейшей жалости к ней. Я ее ненавижу, и видимо мой взгляд слишком красноречив, потому что, привстав с кресла, она начинает диалог первой.
— Оксана, я понимаю твое состояние, но нам нужно поговорить. Присядь, ты должна меня выслушать.
Наш разговор длился около часа. Вернее, говорила Ольга Алексеевна, а я слушала. Час разговора, за время которого моя вселенная переворачивается с ног на голову. Вылив на меня махом весь поток информации, она молча поднимается на ноги и уходит, закрывая за собой дверь. Взваливая неподъемный груз на мои плечи. На плечи девятнадцатилетней девчонки.
Первый час после ее ухода, я вою белугой, катаясь по полу в истерическом припадке. Реву до рвоты, до спазмов в животе. И ничего не приносит мне облегчения. Но когда за окном сгущаются сумерки, я обессиленная от недавней истерики, молча смотрю в окно на темнеющее небо. Пытаюсь свыкнуться с мыслью, что иного выхода нет. Она права, черт возьми. И я должна сделать это. Потому что иначе, потеряю его навсегда.
На следующее утро, напичкав себя всевозможными успокоительными, словно робот, на негнущихся ногах я шла в СИЗО. Ольга Алексеевна всего одним звонком, смогла выбить для нас свидание. Смогла сделать то, что не получалось у нас с Андреем полторы недели. Но это все уже не важно. Ничего уже не важно. В моей голове нет ни одной эмоции, кроме отстранённости. Меня не ничего уже не способно напугать. Не пугает огромная металлическая дверь и решетка за ней, переступив которую я остаюсь наедине с враждебно настроенным конвоиром. Его недружелюбное, я бы даже сказала с нотками жестокости лицо, не способно вселить в меня ни капли страха или смятения. Плевать. Ничего не страшно, когда тебе уже нечего терять. Ни единой эмоции не вызвали жеманные руки, досматривающие меня на входе на наличие запрещённых предметов. Даже если бы он как те выродки, уложил меня сейчас на стол и начал насиловать, я бы покорно расставила ноги и смотрела со скукой на все это.