Вопреки всем запретам
Шрифт:
— Девушка, вас подвезти? — лыбится он, а я не успеваю даже огрызнуться, так как сзади, утыкаясь бампером в капот незнакомца, вовсю сигналит Рома, и выкрикивает:
— Катись на хер отсюда от моей девушки!
Удивительно, но агрессивный выпад Ромы на наглого незнакомца таки возымел должный эффект, потому что через пару секунд, того и след простыл. Тем временем, я продолжаю идти вперед на встречу автобусной остановке, но теперь рядом со мной плетется Ромин кроссовер.
— Чертенок, садись в машину, — высунувшись чуть ли не наполовину из окна зовет меня он.
— Отвали, — знаю, что подетски, но
— Помнится год назад я точно также познакомился с одной языкастой девчонкой, — хрипло смеясь над моим выпадом кричит он на всю улицу.
— Она сказала тогда, что мне никогда не светит с ней. И так меня зацепило это… я пообещал себе, что смогу таки уложить ее на лопатки, но не заметил как сам по уши втюрился в эту сатану в юбке! — вещает он, следуя за мной, а в нашу сторону уже вовсю оборачиваются прохожие.
— В джинсах, — улыбаясь сквозь слезы бурчу я, и к собственному удивлению замечаю, что успела замедлить ход.
— Чего?
— Я говорю в джинсах я была, не в юбке, — повернувшись, встречаю на себе озорной взгляд юного мальчишки.
— Я помню она в кроссовках ходила с автографом Честера, — хитро прищурившись своими изумрудными глазами продолжает он,
— А еще эта девчонка невероятная обжора…принесла мне как-то пирог, и сама слопала больше половины!
— Не обманывай, я съела всего три куска…ну четыре, — поправляюсь после его смешка, и понимаю, что не заметила, как ввязалась в его игру.
— А еще она упряма до безобразия. Представляешь избегала меня несколько дней только потому, что влезла ко мне в телефон, и увидела там пару сомнительных личностей, — ухмыляется он, сигналя проезжающему мимо нас автомобилю.
— А я готов был стереть хоть все номера, лишь бы слышать рядом с собой ее жизнерадостный смех! — слышу его голос, впитываю эти слова-воспоминания словно иссохшая губка. Молча вытираю слезы с щек, глядя на него.
— Ты знаешь, я до сих пор помню ее запах, и ее губы, вечно искусанные и красные, — остановив машину выходит он ко мне, а я стою на месте, не в силах больше сделать и шага. Воспоминания, чувства лавиной топят меня, насыщая, пропитывая собой каждую клеточку организма.
— А еще она первая поцеловала меня, потому что до безумия отважная и храбрая. Я никогда таких не встречал, — протягивая ко мне руки, порхающими прикосновениями проходится по предплечьям, словно вспоминая.
— Оксан, я делал много ужасного, пытаясь забыть тебя…но не получилось, наверное, если бы не мать тогда, я бы сдох как последняя собака. Я виноват, но дай мне шанс все объяснить, малыш, — он берет в ладони мое лицо и подушечками пальцев проводит по его очертаниям. А я окончательно сдаюсь. Рома долго смотрит мне в глаза открытым, нежным взглядом, таким как смотрел на меня в самые счастливые минуты.
— Я так соскучился, — его губы накрывают мои и время останавливает бег. Все плохое просто берет и исчезает. Мы разорванные и разбросанные по всему свету снова собираемся в единую целую. Он мой, я его. Я задыхаюсь от его близости, я крепко хватаюсь за него, до боли в пальцах. Я должна чувствовать его, понимать, что это не сон. Рома прижимает меня к себе, и оторвавшись, дарит мне свою солнечную улыбку.
— Чертенок, пойдем в машину? — спрашивает он, одновременно с этим зарываясь носом в мои волосы.
— Угу — бурчу я в область его груди, заполняя им свои легкие.
Через двадцать минут Рома останавливает машину у ворот огромного трехэажного дома, находящегося возле реки. Окруженный со всех сторон лесом, он напоминает мне сказочный дворец. Подав мне руку, Рома помогает мне выбраться из авто, а я, раскрыв от восхищения рот любуюсь этим шикарным строением.
— Нравится? — улыбаясь моей реакции спрашивает он.
— Очень, — повернув голову в его сторону встречаю на себе его нежный взгляд.
— Хорошо, потому что теперь ты в нем живешь, — проходя мимо меня как бы между прочим бросает он.
Зайдя внутрь я замечаю, что дом еще совсем не обжитой. Не хватает некоторой мебели, предметов интерьера. Я прохожу следом за Ромой в огромную светлую комнату с стеклянной стеной от потолка до пола. Мягкий ворсистый ковер, лежащий перед камином — вот и весь ее интерьер. Рома подходит к небольшому шкафу и вытянув оттуда бутылку вина, наполняет им бокалы, после чего подсаживается ко мне, уже сидящей на ковре. Протянув мне бокал, он долгим потемневшим взглядом наблюдает за тем, как пригубив его содержимое, я снова начинаю кусать губы.
— Дом новый, недавно въехал?
— Сегодня с утра, — делая глоток, отвечает он, глядя в сторону незажженного камина. Несколько минут мы сидим в полном молчании, но потом он резко разворачивается ко мне, с тревогой во взгляде.
— Прости меня, малыш, я так виноват перед тобой, — поставив пустой бокал на твердую поверхность паркета, он сцепляет перед собой руки, смотря на меня молящим взглядом.
— Я все чувствовала Ром, каждую из них, — тихим, срывающимся голосом произношу я, чувствуя что слезы снова на пороге. Он подвигается ближе ко мне, обнимая мои, а я не могу оторвать взгляда от его глаз, полных непроглядной тоски и чувства вины.
— Я был страшно зол на себя, на тебя. За то, что из-за своей глупости подверг тебя такой опасности. Я шел как скоростной поезд, сметая все на своем пути. Андрей мне рассказал, после маминого признания, через несколько дней после свадьбы и о покушении на тебя и про все грязные интриги Наташи с Димой, — вспоминая о том ужасе, он выпрямляется и повержено закрывает лицо руками.
— А что, если бы эти ублюдки смогли закончить начатое тогда, да я б сдох просто. Я чувствовал себя полным дерьмом, я знал что выхода, кроме как отпустить тебя у нас нет. Вокруг меня была одна ненависть. Меня трясло от омерзения от одного звука голоса папаши, от вечно ошивающейся кругом рыжей дряни. С этими людьми мне предстояло проживать свою никчемную дальнейшую жизнь?! Да мне было плевать на все. Я знал, что увидеть тебя мне предстоит не скоро. Нельзя было привлекать к тебе внимание моей гнилой семейки. Я желал тебе счастья. Я понимал, что к тому времени, как все устаканится, ты возможно будешь уже счастливой женой хорошего, любящего тебя мужчины. Я хотел твоего счастья… Но на деле, это охренеть как трудно… отпустить тебя… я несмог, — срываясь на последних словах, он рывком притягивает меня к себе и изо всех сил подавляя вырывающиеся из глотки хрипы. Я обнимаю его, зарываюсь рукой в волосы, давая понять, что я здесь, слышу и чувствую его боль.