Вопреки
Шрифт:
— Моя, вся моя…
Чуть улыбнувшись, он запрокинул её голову, стремительно провел губами вверх по шее, подбородку, губам и выше, а затем, начиная с точки роста волос, привычно повёл линию поцелуев вниз.
— Порви простыни, Настя… порви их к чёртовой матери…
Застонал в ответ на её горячий стон и зажал в тиски страстно выгнувшуюся под ним любимую женщину.
* * *
Настя проснулась от нежного шёпота. Настолько тихого и нежного, что почти не разбирала слов. Она лежала в объятиях мужских
— Повернись ко мне, — наконец расслышала она.
Повернулась и чуть не захлебнулась от синего, полного счастьем взгляда.
— Настя, сероглазка моя, скажи, что это не сон.
— Не сон. А может быть и сон…
— Нет, не сон, — констатировал он и крепче прижал её к себе.
— Мы завтрак не проспали?
— Конечно, проспали… разве можно вовремя встать после такой ночи.
Настя опять почувствовала жар на щеках. Да, многое из того, что произошло в эту ночь, ею уже испытано. Но воспринималось совсем иначе. Она не заглушала, как раньше, в себе страсть, отпустив её на волю. Отдала себя в опытные руки, безоговорочно подчинившись воле мужчины. И действительно, буквально упивалась этим подчинением…
— В душ идём вместе?
— Вместе, — не задумываясь, ответила она.
И улыбнулась тому, как изменился смысл её ответа. Когда-то такой ответ был обязательным, а сейчас вырвался автоматически: она не хотела расставаться со Стасом ни на миг.
Оказывается, это так здорово — мыть мужчину, вытворяя с ним всё, что душе угодно, который в отместку делает то же самое с ней. То бодро, весело и со смехом, то страстно, с поцелуями и стонами.
И с новыми признаниями.
— Было сильно больно? — спросила Настя, невесомо притронувшись к шраму на лбу Стаса.
— Здесь было больнее… намного, — ответил он, опустив её руку к своему сердцу. — Я не сразу это понял. Сначала всё глушил гнев.
— Я больше не причиню тебе боли…
— Настя…
В результате вместо кухни вновь оказались в постели…
Но долго насладиться друг другом им не дал телефон.
— Это отец. Мне надо идти в кабинет, а ты приготовь лёгкий перекус. Пообедаем в ресторане.
— Я не умею готовить!
— Тебе надо приготовить лёгкий перекус, а не праздничный обед на сто персон. Топай на кухню!
Стас вытащил сопротивляющуюся Настю из постели и, ухмыльнувшись, проворчал:
— То не затащишь в постель, то не прогонишь из неё.
* * *
Неделя пролетела как один день.
Каждое утро начиналось с традиционного завтрака, затем они расходились по кабинетам и встречались уже на обеде, после которого начиналось свободное время. Поездки, горы, море… и рядом добрые синие глаза. Хотя и были моменты, когда, забываясь, Стас мрачнел, думая о чём-то своём. Но каждый раз, когда Настя просила открыть причину его подавленности, отшучивался и тут же загорался очередной идеей, как провести день или вечер.
Однажды утром Настя проснулась первой. Улыбаясь, попыталась вспомнить хотя бы одну их ссору. Даже не ссору, а недопонимание друг друга. И не смогла вспомнить. Вряд ли вся жизнь со Стасом будет такой же ровной и интересной. Так не бывает. Но признавала: они настолько хорошо понимали друг друга, что если и не договаривали что-то словами, то это досказывали их взгляды.
Её поражала эта их способность вести такой разговор. Это были колебания какой-то неведомой энергии, прочитанные и переданные взглядом эмоции. Но в сознании они складывались в чёткие символы, принимающие смысл сказанного, который, в свою очередь, снова перетекал в общепринятые слова.
Более понятно объяснить происходившее она не могла. Но и в мистику не верила, считая такое общение физиологической способностью мозга. Просто получилась так, что встретились два человека, обладающих этой способностью.
Но намеренно создать такой разговор взглядами ни разу не получилось, как они не пытались. Видимо, для этого необходим особый, а главное — совместный настрой. Настрой на одну эмоциональную волну.
Настя вздохнула и уткнулась лбом в грудь Стасу. Улыбнулась. Вспомнила, что стала часто ловить себя на желании просто дотронутся до него или взлохматить его слегка вьющиеся волосы. Но пока ещё останавливала себя боязнью увидеть его хитрый, всё понимающий взгляд. Хотя уже осознавала, что это не признаки победы Стаса над ней, а обыкновенная радость, что жгучка полностью его…
А вот зависимость от постоянного его присутствия рядом начинала напрягать. Когда они расходились работать по разным кабинетам, её словно магнитом тянуло к Стасу. И это было не простое желание быть рядом. Это желание было болезненным. Настя пыталась в шутку называть происходящее любовной ломкой. Но старалась заглушать её. На уровне интуиции понимала, что этому состоянию нельзя давать усиливаться. Что оно не знает границ и может привести к беде.
Кроме этой, стала проявляться и ещё одна зависимость. Зависимость от желания твёрдо знать, что она его единственная женщина. Вокруг столько красивых и стильных женщин. Они сопровождали Стаса то внимательными, то жаждущими взглядами. Она по сравнению с ними — обыкновенная серая мышка, да ещё и строптивая. Она не умела одеваться, как они. Не умела вести себя, как они. Ревность потихоньку овладевала ею.
И Настя поставила себе неотложную задачу — избавится от этих зависимостей, пока они в зачаточном состоянии. Иначе они не дадут нормально жить.
Внезапно вздрогнула от телефонного вызова, и в душе неприятно кольнуло. Она уже знала, на кого была установлена эта музыка.
Не открывая глаз, Стас дотянулся до тумбочки и нащупал там телефон. И почти сразу сел на кровати. Он только слушал. Затем опустил руку и вздохнул.
— Что-то случилось? Почему хмурый?
— Такой чудесный день испортить… так умеет только Эраст Ларский.
— И…?
— Надо ехать в Воронеж. Мне нужно лично присутствовать на переговорах и подписать контракт.
— Я с тобой. Поживу в твоём коттедже.
— Там сейчас ремонт.
— Тогда в гостинице.
— Я скоро приеду, на всё потребуется максимум три-четыре дня. И мою охрану дёргать не будем, и твоих не побеспокоим. Будет лучше, если эти дни ты проведёшь здесь.
— Пообещай, что следующий раз возьмёшь меня с собой.
— Когда закончу ремонт в коттедже.
— Но там всё было нормально. Что за ремонт?