Вопрос крови
Шрифт:
— Считаешь, мы когда-нибудь поймем его мотив?
Ребус снова пожал плечами:
— Единственное, что я знаю, — это что газетчики из его отца котлету сделают.
— И тебе это будет приятно?
— Ничего не имею против.
— Джеймс и Ли Хердман… Непостижимо!
Ребус немного подумал:
— Возможно, Джеймс считал, что нашел себе героя для подражания, так непохожего на отца, героя, чье уважение он мечтал заслужить.
— Чем угодно, вплоть до убийства?
Ребус улыбнулся, встал, похлопал ее по плечу.
— Уже уходишь?
— Дел много. Ведь в участке
— А дела не могут подождать до завтра?
— Правосудие не дремлет, Шивон. Что не означает, будто и ты должна не спать. Что-нибудь принести тебе до моего ухода?
— Может быть, радость достигнутой цели?
— Не думаю, чтоб в автомат заряжали подобные вещи, но попробую что-нибудь предпринять в этом плане.
И он опять напился.
Не рассчитал, выпив слишком много, рухнул на толчок в своей квартире, бросив пиджак на пол в холле. Сидел ссутулившись, подперев голову руками…
В прошлый раз… В прошлый раз это было в тот вечер, когда погиб Мартин Ферстоун. Ребус слишком много времени провел в пабах, выслеживая жертву. Добавил еще в доме Ферстоуна и приехал на такси домой. На Арден-стрит водитель с трудом растолкал его. Насквозь прокуренный, Ребус мечтал смыть с себя все это. Набрал ванну, включив лишь горячий кран, думая добавить холодную воду после. Сидел на толчке, закрыв глаза, полуодетый, придерживая голову руками.
Мир вокруг кренился, плыл, покачиваясь на своей оси, увлекая его вперед, пока голова не стукнулась о край ванны… очнулся уже на коленях, с обожженными руками.
Кисти рук свесились в ванну, и их ошпарило кипятком.
Ошпарило.
И ничего загадочного.
Такая вещь может случиться с кем угодно.
Не правда ли?
Но не сегодня. Он поднялся, выпрямился и, стараясь не шататься, прошел в гостиную к своему креслу. Ногами придвинул его к окну. Вечер был тих и спокоен. В домах напротив светились огоньки. Супруги отдыхали, занимались детьми. Холостяки ожидали доставки пиццы или сидели, просматривая взятый напрокат диск. Студенты спорили в пабах, обсуждая еще не написанные рефераты.
Ничего загадочного большинство из них, если не все они, в себе не таили. Страхи — да. Сомнения — наверняка. Возможно даже, раскаяние за мелкие грехи и дурные поступки.
Но ничего похожего на то, что испытывал Ребус и ему подобные. Нет, только не сегодня. Пальцами он обшаривал пол в поисках телефона. Потом взял телефон к себе на колени, раздумывая, не позвонить ли Аллену Реншоу. Так много нужно ему сказать.
Он думал о семьях, о родственниках, не только своих, а всех, причастных к этому делу. Ли Хердман, бросивший семью; Джеймс и Джек Белл, не связанные ничем, кроме уз крови. Тири Коттер и ее мать… И сам Ребус, заменивший родственные связи дружбой с коллегами, такими, как Шивон и Энди Каллис, — дружбой, по-видимому, более прочной, чем любые кровные узы.
Поглядев на стоявший на его коленях телефон, он решил, что, пожалуй, звонить кузену поздновато. Передернув плечами, он шепнул себе: «завтра». И улыбнулся, вспомнив, как оторвал от земли, заключив в свои объятия, Шивон.
Он решил проверить, сможет ли добраться до
В коридоре он сделал остановку, завернув в комнату для гостей. Поднял книжку — «Ветер в ивах». Он положит ее рядом с собой, чтобы не забыть. Завтра он сделает Бобу подарок.
Завтра. Если Богу или дьяволу будет угодно.
Эпилог
На предварительную организацию защиты сына Джек Белл не поскупился. Но Джеймс этого словно не замечал. Он твердо стоял на своем, говоря, что оспаривать ничего не будет. Он виноват, о чем и заявит в суде.
Однако нанятый Джеком Беллом адвокат считался лучшим в Шотландии. Жил он в Глазго, и плату за свой проезд из Глазго в Эдинбург он взял по своей стандартной цене. Безукоризненно одетый — костюм в белую полосочку, темно-красный галстук-бабочка, он закуривал трубку, как только представлялась такая возможность, или держал эту трубку в левой руке все остальное время, когда подобной возможности не представлялось.
Сейчас он сидел напротив Джека Белла, положив ногу на ногу и уставившись куда-то в стену, поверх головы члена шотландского парламента. Белл успел свыкнуться с его манерами и знал, что это не проявление рассеянности, а скорее знак сосредоточенного внимания к делу, за которое он взялся.
— Мы имеем шанс, — заговорил адвокат, — и я бы даже сказал, шанс весьма благоприятный.
— Правда?
— О да. — Адвокат осмотрел черенок своей трубки, словно ища в нем скрытые дефекты. — И сводится он к тому, видите ли, что инспектор состоит в родстве с семейством Дерека Реншоу, приходясь им кузеном, чтобы быть точным. А следовательно, его нельзя было и близко подпускать к этому делу.
— То есть он заинтересованная сторона? — догадался Джек Белл.
— И это очевидно. Невозможно, чтобы подозреваемых допрашивал родственник одной из жертв. А к тому же здесь примешивается еще и проблема временного отстранения от службы, вы этого не знаете, но в то время, когда расследовались события в Порт-Эдгаре, инспектора Ребуса самого допрашивала полиция. — Теперь внимание адвоката переключилось на чашечку трубки; он вертел ее, изучая внутреннюю поверхность. — Рассматривался вопрос о возбуждении против него дела по обвинению в убийстве.
— Еще того не легче!
— Потом вопрос был снят, но тем не менее приходится лишь удивляться действиям полиции графства Лотиан и Пограничного края. Это неслыханно, чтобы временно отстраненный от службы офицер полиции мог в открытую участвовать в другом расследовании.
— Следовательно, это противозаконно?
— Это вопиюще, так бы я выразился. Что заставляет очень серьезно усомниться в юридической правомочности всех пунктов обвинения. — Адвокат замолчал, закусив черенок трубки, и губы его растянулись в подобие улыбки. — Таким образом, обилием всевозможных возражений против несоблюдения профессиональных формальностей мы можем заставить обвинителя отступить уже на стадии предварительной беседы.