Вор из шкатулки архимага
Шрифт:
— Наше дело маленькое, — прошептала она. — Вершить судьбы и наблюдать.
Возможно, моя основная ошибка в том, что, став диорсотисом, я не смог держаться в тени. Или нет? Мне придется провести множество часов в раздумьях, анализируя прошлое. Проверка придет все равно через два оборота вокруг светила — я успею исправить то, что поддается исправлению.
А пока я приобнял Рюи за плечи и с замирающим сердцем смотрел, как иномирянка и дракон набрали воздуха в легкие и запустили его в музыкальные рога, запрокидывая головы. Два звука — утробно низкий и плачевно
Едва у иномирянки и дракона закончился воздух в легких, они устало опустили охотничьи рога и метнулись к просветам между мерлонами. Мои ноги приросли к полу, тело не подчинялось командам, на периферии зрения вспыхнуло что-то ослепляющее.
— Они падают! Ратрхи падают! — закричал Антанариос и поймал Сияну в короткие крепкие объятья, после чего окликнул драконов: — Хватайте уснувших ратрхов и несите в море!
Я бы радовался, но то, что тело внезапно онемело, сбивало с толку. Рюи рядом хныкала, бормотала:
— Прости меня, Деян. Прости, если сможешь.
Тытхобэй упорхнул из ее рук в небо. Она пробормотала под нос неразборчивые слова и послала к влюбленной паре нечто магическое, обладающее непомерной силой. Сгусток чистой энергии объял двоих и впитался в них. Они, вне себя от счастья, даже не заметили.
Ослепляющий свет ширился, выбираясь из периферии зрения, и захватывал уже половину небосклона. Окружающий мир будто кто-то заливал белой краской.
Проклятье! Что происходит? Испуг не успел зародиться в теле, как я потерял чувства, словно вышел из материальной оболочки. На меня артефакт подействовал? Рюи, мелкая зараза, снова что-то учудила? Почему бы еще просила прощения?
Но едва мир скрылся за белой пеленой, нарисовались знакомые очертания палаты Храма Его могущества. Правда, ни разу меня не встречало столько фигур в голубых хламидах. Рюи стояла рядом, низко опустив голову.
— Деян-тис Розен, диорсотис мира Фрелорат, — обратился ко мне глубокий баритон из-под низкого капюшона. — Вы обвиняетесь в нарушении правил выполнения миссии.
У проверки сломались часы? Еще два оборота вокруг небесного светила у меня оставалось! Рот словно залили клеем — я не мог выплеснуть возмущения, если бы рискнул протестовать и задавать вопросы. Необходимо смиренно ждать, когда дадут слово.
Другой голос сказал поникшей эльфийке:
— Рюинэль-зор Крин, эфороса миров Фрелорат, Казийинд, Гарздакаса и Своодоолар. Вы обвиняетесь в превышении служебных полномочий. Предварительно…
Эфороса? Что значит эта должность? Рюи не диорсота? Почему у нее другая приставка к имени? Я уставился на рыжую макушку. Стало быть, погорячился с желанием препарировать ее от и до. Истина больше не манила. Рюи всего лишь полностью невменяемое существо.
— Так как ваши нарушения тесно переплетаются, судить вас будут вместе.
Треклятая мерзавка! Она как-то передала Его могуществу сведения о моих промахах и то, что
Перед нами воспарил шар — небольшой, размером с голову, и будто обитый квадратными стеклышками, отражал блекло-голубые лучи.
— Прикладывая ваши руки к шару, вы даете разрешение на изучение ваших общих воспоминаний. В случае отказа — вас накажут без суда.
Дать кому-то, пусть даже демиургам, право копошиться в воспоминаниях — унизительно до омерзения. Но в этом гадком чувстве была капля сладости — благодаря моим воспоминаниям ничего доказывать и утверждать не придется, Рюи понесет суровое наказание. Как бы сдержать ехидную улыбку, когда ей вынесут приговор?
Я смело прижался ладонью к рельефной поверхности шара — слабое тепло будто коснулось пальцев. Рюи стояла в нерешительности. Трусиха. Ни разу косой взгляд не кинула в мою сторону, не подняла голову. Спрятала лицо за рыжими локонами и тянула руку к шару нестерпимо медленно. Стоило великих усилий открыться? Она видела себя уже на эшафоте.
Вряд ли я окажусь на нем рядом с ней. Наконец-то тебя избавят от меня, да, Рюи? Ты рада?
Едва ее ладошка прислонилась к шару, окружающий мир сузился до квадратных стеклышек, а перед ними замелькали картины прошлого. Стремительно, ничего не разобрать, хотя я умел быстро читать чужие воспоминания. Мешанина цветов угасла, и нас, похоже, закинули во тьму без дна и края, пока будут размышлять над решением.
Невозможно, но я слышал где-то во мраке тихий плач. Рюи? Так громко страдает ее душа или я брежу? Я предвкушал миг, когда эльфийка поплатится за свои происки. Но в таком случае вряд ли мы свидимся еще когда-нибудь. И это, несомненно, прекрасно.
По крайней мере, с мудрой точки зрения. А к ней я всегда стремился. Поэтому сомнения отсек напрочь.
Неизвестно сколько времени я блуждал во мраке, анализируя свои поступки и их следствия, как меня вытащили на свет и дали обрести человеческий силуэт.
Три Высших демиурга, один из которых курировал диорсотами, восседали на тронах — резных, серых, с мягко блестевшей окантовкой по краям и в завитках. Никакой излишне помпезной вычурности — мы в зале суда. Меня заключала в клетку белесая паутина. Она, я уверен, прочная, несмотря на то что кажется невесомой.
В такой же клетке стояла Рюи, на другой половине зала, в середине которого поблескивала гладь воды, заключенная в овал. За нашими спинами утопали во мраке сотни силуэтов, там шумел шепот, как далекий прибой. Пришли посмотреть на представление или их позвали на суд в назидание?
Лиловые глаза замерли на мне невидящим взглядом. Она сейчас словно кукла — с застывшей неясной эмоцией на лице, не шевелилась. Облачилась в любимый монашеский балахон, сцепила руки в нервной хватке.
Высший демиург взмахнул руками, следом за которыми вода поднялась и оглушающе плеснула обратно. Шепот смолк. В воздухе родился свиток и раскрылся перед взором демиургов.