Вор с черным языком
Шрифт:
А оставались у меня только скрипка, отличный шлем, который я рассчитывал продать, и фляга гальтского виски. Я не сильно переживал из-за шлема, да и огненной воды едва хватило бы, чтобы промочить горло, но скрипка кое-что для меня значила. И рад бы сказать, что она досталась мне от деда или что-нибудь еще в том же духе, но мой дед был угрюмым шахтером и мог сыграть только на собственной заднице после миски бобов с капустой. Эту скрипку я украл. Свалил вместе с ней, пока мой приятель доказывал музыкантам в трактире, что они не попадают в тональность. Между нами говоря, они попадали, но, черт меня побери, скрипка была чертовски хороша. Настолько,
Кадот был первым городком к западу от Сиротского леса и последним в собственно Холте, до того как попадаешь в еще более мрачные леса и просторные плоскогорья Холта северного. О размерах таких поселений можно судить по тому, сколько там стоит храмов, посвященных разным богам, и по величине этих храмов. К примеру, в деревне с единственной улицей, таким же одиноким трактиром, а на деле – просто задворками дома какого-то здешнего толстопуза и одним полудохлым волом, на котором по очереди вспахивает землю вся община, наверняка найдется церковь Всебога. Без крыши, с бревнами вместо сидений перед алтарем с сальными свечами и нишей, в которой по праздникам устанавливают статуэтки других богов – смотря по тому, чей это будет праздник. Вырезают эти статуэтки из ясеня или орешника, наделяя богинь пышной грудью, а богам оставляя безобидные катышки. Исключением является Харос, которому даруют причиндалы матерого самца-оленя, потому что всем известно, как ретиво он трахает луну и той приходится прятаться за холмами, чтобы немного передохнуть.
Селения чуть покрупней, где есть даже девки, не занятые одновременно пивоварением и штопкой рубах, должны иметь не только церковь Всебога с соломенной крышей и бронзовым диском, вставленным в свинцовый или чугунный квадрат. Там отыщется и настоящий храм для поклонения какому-нибудь местночтимому богу, который, по мнению прихожан, меньше других гадит на воздетые к нему, исполненные надежды лица.
Кадот был таким большим, каким только может стать городок, прежде чем его признают городом. Подходящий центр торговли на подходящем перекрестке дорог, он имел церковь Всебога, увенчанную бронзовым солнцем, высоченную башню Хароса с деревянными рогами на крыше, а также с десяток храмов других божеств, рассыпанных по всей округе. Бросалось в глаза лишь отсутствие Митренора, бога моря, никого особенно не заботившего во внутренних землях, а также Запретного бога – по вполне понятным причинам.
В городке таких размеров обязательно найдется и Дом Вешателя, как называют резиденцию Гильдии Берущих. Туда мне и предстояло направиться, чтобы обсудить долг перед Гильдией. Мои похождения с маленькой, но свирепой и напористой шайкой Паграна все лето складывались неплохо, пока эта спантийка со своим вороном-убийцей не надрали нам задницу. Но теперь Нервяк и Снежные Щечки – братец и сестренка, что были нашими лучниками, но удрали, как только в заварушку ввязалась боевая птица, – обчистили меня до нитки. Мне нужны были деньги – срочно нужны, – и для начала стоило бы сыграть пару партий в «Башни».
Я знал, что найду партнеров для игры в «Пчеле и монете», потому что именно так назывались две карты в колоде для «Башен», вместе с самими «башнями», «королями» и «королевами», «солдатами», «лучниками», «саперами», «смертью», «предателями» и, конечно же, «ворами», которые
Не все в этой таверне были заядлыми картежниками. Кучка пастухов и огородников, верных своим угрюмым богам, заняли крайний столик и тихо рассуждали о дожде и долгоносиках. Ни разу не стиранные шерстяные куртки утеплял десятилетний слой пролитой на одежду и растертой рукавом мясной похлебки. Двое молодых наемников возле стойки носили на ремне короткие медные кубки вроде тех, в которые игроки в «Башни» складывали монеты. Несмотря на свои мечи, парни опасливо косились на троицу сурового вида женщин постарше возрастом, что стучали «башнями» по изъеденному червями столу.
Я тоже их опасался, но мне необходимо было сыграть.
– Вам, случайно, не нужен четвертый? – спросил я, обращаясь в первую очередь к лысой убийце, тасующей колоду.
Женщина посмотрела на мою татуировку, за которую имела полное право отвесить мне оплеуху, но, похоже, это ее не сильно прельщало. Обе ее партнерши тоже предпочли бы вернуться к увлекательной игре, а не наливаться пивом, но ни одна из них не объявила ставку.
Лысая кивнула на пустой стул, куда я и пристроил задницу.
– Ламнурская колода или мурейская? – поинтересовался я.
– А хрен ли самому не догадаться?
– Точно, ламнурская.
Аристократы и иже с ними обычно пользовались мурейской колодой с более затейливыми рисунками. Но люди с перманентной грязью на воротниках играли колодой Ламнура с более простыми изображениями, двумя «дамами» вместо трех, без карты «врача», которая спасет вас, если вы вытянете «смерть». Сам я предпочитал мурейскую колоду, но ничего не имел и против другой.
– Тогда плати, – сказала лысая.
Я выгреб из кошеля несколько монет для начальной ставки.
Шлеп-шлеп!
Она сдала карты.
Я выиграл два первых турнирных круга и сбросил карты на третьем, чтобы меня не приняли за жулика, но в четвертом боевом круге на кону стоял слишком жирный куш, и его никак нельзя было упустить. Бледнокожая блондинка со шрамом в форме рыболовного крючка круто подняла ставку, полагая, что с последним «королем» в колоде она непобедима. Но я зашел с «предателя», подстрелил «лучником» «королеву», которая могла перехватить «предателя», забрал «короля» и выиграл. Опять. Очень много выиграл.
– Хрена ты тут устроил, слизняк? – спросила лысая, пропустив слово «какого», совсем как холтийский уличный громила.
Не очень приятно, когда тебя называют слизняком, но я ведь только что разорил ее.
– Просто повезло, – ничуть не солгав, ответил я.
Подробней о везении расскажу как-нибудь потом.
Она долго раздумывала, пришить меня или надавать по морде, но в конце концов решила просто вышвырнуть.
– Пшел на хрен из-за стола, – сказала она, что, собственно, мне и было нужно.
Я смахнул выигрыш в подол рубахи, потом ссыпал монеты в кошель на ремне и с улыбкой удалился, провожаемый рядом предположений о моем отце, ни одно из которых, надеюсь, не было справедливым.
Они бы с радостью прихлопнули меня, но игра так захватила их, что было ясно: эти трое просидят за столом как приклеенные до тех пор, пока две из них не останутся без гроша, а потом того и гляди еще и передерутся между собой. Стоит ли удивляться, что жрецы многих богов так рьяно выступают против игры: она погубила больше народа, чем Алфавит-убийца. Чуть было не сказал: «больше, чем гоблины», но это слишком грубое преувеличение даже для меня.