Вор с палитрой Мондриана
Шрифт:
Я тоже примерял пару за парой и наконец остановил свой выбор на очках в тяжелой роговой оправе, стекла которых ничуть не искажали действительности. Очки, приобретенные без рецепта, всегда выглядят несколько бутафорскими — от них неким особым образом отражается свет, но эти вполне меня устраивали. Они помогали изменить внешность и в то же время не выглядели надетыми специально с целью маскировки. И я купил их и через несколько шагов остановился снова и начал примерять шляпы, пока не нашел темно-серую фетровую шляпу, которая сидела нормально и даже мне шла.
Затем я купил с лотка бутылку коки и булочку и постарался убедить себя, что ем завтрак. После чего сделал несколько телефонных звонков и оказался на углу Двадцать третьей и Третьей Авеню как раз в тот момент, когда возле обочины притормозил обшарпанный шевроле. Зная, сколько успел нахапать этот человек, я в очередной раз подивился: мог бы позволить себе машину и поприличнее.
— Знаешь, только что смотрел на тебя и не узнал, — заметил он, пока я усаживался на переднее сиденье рядом. — Тебе следовало бы чаще носить костюмы. Шикарно выглядишь, но только все впечатление испортил этими тапочками. Кто же носит костюм со спортивной обувью?
— Да сейчас полно людей, которые носят спортивные туфли с костюмами, Рей.
— И полно ребят, которые едят фасоль ножом, но это не значит, что так полагается, Берн. А в этой шляпе и в очках ты похож на типа, ошивающегося у ипподрома и предлагающего делать ставки на заведомо дохлую лошадь. А знаешь, что я должен сейчас сделать, Берн? Я должен сдать тебя в участок. И тебя ждут неприятности, а меня отметят в приказе.
— И ты не променяешь это на вознаграждение?
— Ты, конечно, можешь называть это вознаграждением, а вот получу ли я его — это еще бабушка надвое сказала. — Он испустил долгий страдальческий вздох. — И вообще, это полное безумие, о чем ты просишь.
— Знаю.
— Однако было время, когда я играл с тобой в такие игры и, должен признать, внакладе почти никогда не оставался. — Он критически оглядел мои очки, шляпу и спортивные туфли и удрученно покачал головой. — Жаль, что прикид у тебя не похож на полицейский, — добавил он.
— Но зато я вполне могу сойти за легавого, закамуфлированного под штатского.
— Да уж, камуфляж хоть куда, — насмешливо буркнул он. — Кого хочешь введет в заблуждение.
Он оставил машину не на стоянке, а рядом со входом, и мы поднялись по ступенькам и двинулись по коридору. Время от времени Рей доставал свой жетон и показывал его людям, которые пропускали нас дальше. Затем мы вошли в лифт и поехали вниз, в подвальное помещение.
Когда приходишь сюда как простой гражданин опознать покойника, то просто ждешь на первом этаже и тебе привозят этого самого покойника снизу в лифте. Но если ты полицейский, то они экономят время, позволяют спуститься в подвал, где выдвигают специальный ящик и дают тебе поглядеть. Служащий морга, маленький человечек с мучнистым цветом лица, выдернул из картотеки какую-то бумажку и повел нас по просторной комнате, где царила мертвая тишина. Нашел нужный отсек и выдвинул ящик.
Я глянул, тут же отвернулся и сказал:
— Это не он.
— Быть того не может, — сказал служащий.
— Тогда почему на бирке у него написано «Велес, Консепсьон»?
Служитель пригляделся и поскреб в затылке.
— Чего-то я не пойму… — пробормотал он. — Это номер 228-Би, и здесь, на карточке, так и написано, — он возмущенно уставился на нас, — написано… 328-Би…
— Ну так?
— Вот вам и ну, — сказал он.
И прошел дальше и выдвинул другой ящик, и на сей раз на бирке, прикрепленной к большому пальцу ступни, значилось «Ондердонк, Гордон К.». Мы с Реем стояли и смотрели на него в молчании, затем Рей спросил, нагляделся ли я, и я ответил, что да, вполне, и тогда он велел служителю убрать ящик.
По пути наверх я спросил:
— А ты не мог бы выяснить, находился ли он под воздействием наркотиков или снотворного?
— Наркотиков?
— Ну, допустим, секонала, чего-то в этом роде. Может, вскрытие показало?
— Только в том случае, если искать специально. Ну, ты сам подумай, Берн, находят парня с пробитой башкой, затем делают вскрытие, чтоб определить, что его доконало. Может, они должны еще проверять, не страдал ли он, случайно, диабетом, а?
— При чем здесь диабет? Я же сказал, наркотики.
— Но с чего это ты…
— Предчувствие…
— Предчувствие… Я бы с большим доверием относился к твоим предчувствиям, не будь ты так похож на ипподромного жучка. Так ты говоришь, секонал?
— Любой тип снотворного или болеутоляющего.
— Ладно, поглядим, что тут можно сделать. Куда мы теперь, Берни?
— В разные стороны, — ответил я.
Я позвонил Кэролайн и, набравшись терпения, молча слушал несколько минут, пока она не выплеснула все свои эмоции, уверяя, что просто с ума сходила от беспокойства и все такое прочее.
— Мне нужна твоя помощь, — наконец вставил я. — Ты должна совершить диверсию.
— Как раз по моей специальности, — ответила она. — А что конкретно надо делать?
Я изложил ей и повторил пару раз, и она уверила меня, что с заданием справится.
— В такой ситуации сподручней действовать вдвоем, — сказал я. — Можешь попросить Элисон помочь?
— Отчего нет… Но насколько я могу быть с ней откровенна?
— По возможности, минимально. Если она будет уж очень настаивать, скажешь, что я собираюсь выкрасть картину из музея.
— Ей можно это сказать?
— Ну, в случае крайней необходимости. А пока… Так, дай-ка мне подумать… Пока тебе, пожалуй, лучше закрыть «Пудл Фэктори» и отправиться прямиком к ней. Кстати, а где она живет?