Вор вне закона
Шрифт:
Со шконок послышался злой ропот и обозначилось движение. Кошарь, хоть и слыл беспредельщиком, но был свой, блатной. И давать его в обиду какому-то дерзкому залетному фраеру камера не собиралась. Лешка отступил в угол, понимая, что расклад сложился не в его пользу.
В разгар наступления в замке звякнул ключ. Дверь приоткрылась, пропуская крепкого невысокого человека с волевым умным лицом. Про Лешку тут же забыли, а пришедшего встретили радостными криками:
— О, Кореец! Как отдохнул? Что в карцере нового? Телевизор не поставили?
Лицо вошедшего также осветилось улыбкой.
— Привет,
— Двигай сюда! А ну, братцы, организовали хавчик по-быстрому!
В козырном углу послышалось оживление. Возвращение из карцера авторитетного вора было встречено с энтузиазмом. Кореец уселся на почетное место, окинул камеру — свой дом родной — хозяйским взглядом и только теперь заметил Лешку, который продолжал стоять возле двери.
— А это кто такой у тормозов отирается?
Тощий мужик в наколках ухмыльнулся беззубым ртом:
— Первоход на хату заехал. Кошарь его прописать хотел, а тот его урыл.
Кореец сурово глянул на Кошаря.
— Опять беспредельничаешь? Я тебя предупреждал.
Потом обратился к Лешке.
— Кем будешь, на что отзываешься? Погоняло имеется?
— Люди Ляхом зовут.
Кореец настороженно прищурился.
— Что за люди?
— Ну Волоха Призрак, например. Или Паша Яхонт. Никола Писарь тоже слово сказать может.
Кореец покачал головой.
— Та-а-ак! — он повернулся к Кошарю. — Ты хоть врубился, тормоз трудный, на кого, по ходу, наехал?
Он извлек из кармана куртки свернутую трубочкой записку.
— Слушайте, урки. В этой маляве прописано, что на нашу хату заехал правильный пацан Лях. За него авторитетные люди мазу тянут. Ежели кто не понял, я тому лекарство для ушей лично пропишу.
И обернулся к Кошарю:
— А ты, баклан, канай сюда. Первым на клизьму будешь.
С привилегированных шконок поднялись два здоровых уголовника. Они прихватили Кошаря за руки и за ноги и подтащили к Корейцу. Смотрящий не спеша взял металлическую кружку и с размаху обрушил ее на голову незадачливого беспредельщика. После десятого удара ручка осталась в руке авторитета, а сама кружка отлетела в сторону и покатилась по полу.
— Ну вот, из-за тебя кругляк зашкварил! — с досадой бросил Кореец. — Ладно, отпустите, хватит с него. Свою шконку уступишь Ляху, а сам будешь спать в смену с фраерами.
Кошарь ухватился за голову и даже виду не подал, что чем-то недоволен. Лешку пригласили к импровизированному столу. Тут была копченая колбаса, икра, баночная ветчина. Откуда-то появилась бутылка водки.
— Давай, Лях, твое новоселье обмоем, — предложил Кореец, потом наклонился и пощупал штанину Лешкиных джинсов. — Только портки американские тебе все же придется на общак сдать. Не менжуйся, в камере они тебе все одно, без надобности. Братва тебе на замену что-нибудь приличное подберет. А из твоих джинсов, если их на полоски нарезать, самое клевое топливо для чифиря. Это тебе не газету палить.
Лешка подумал и решил не возражать. Взамен джинсов ему выделили новые спортивные штаны с тремя полосками по шву.
После банкета Лешка растянулся на своей шконке. К нему подошел Кошарь, обиженно шмыгая носом.
— Что ж ты сразу не назвался, сухариться начал? Одно дело, когда позорную масть скрывают. А тут на тебе! Но я не в обиде. Может в стиры перекинемся конок-другой? Без интереса, просто так, — предложил он, хитро прищурившись и достав из кармана колоду самодельных карт.
— Не играю, — отказался Лешка. — А на "просто так" тем более.
Очередная покупка блатаря не удалась. Лях был в курсе того, что играть "просто так" означало играть на собственную задницу.
— Ну как знаешь, — разочарованно протянул Кошарь и двинулся по проходу между шконками.
— Ну что, братва, есть желающие стирки метнуть?
— Да у тебя мутузки коцаные! — отозвался кто-то с "пальмы" — третьего, верхнего яруса шконок.
— Где коцаные?! — обиделся Кошарь. — Фуфлом отвечаю, на счастье шпилим!
Желающие тут же нашлись и через минуту игроки, затырившись от волчка — глазка в двери камеры — принялись азартно тянуть карты. Лешка не заметил как заснул.
Утро принесло новости. Ночью Кошарь вдупель продулся татарину Мустафе. При попытке отыграться он набрал три тысячи долгу. Выломиться из камеры он вовремя не успел, а отвечать за проигрыш не собирался, поэтому добровольно перебрался на "вокзал", то есть под шконку вместе со своим скарбом и деньгами. Теперь у него ничего нельзя было взять, не "зашкварившись". Урки смеялись над Мустафой и советовали стать у Кошаря сутенером, чтобы хоть таким способом получить с того долг.
Днем Лешку вызвали на допрос и отвезли в ментовку. Оказалось, что следователь решил провести опознание. Кто-то якобы видел, как он входил в квартиру, где был задержан при попытке совершения кражи. Про убийство КГБшного генерала следователь почему-то молчал. Здесь же узник встретился со своим адвокатом. Лешка начал было объяснять ему свою линию защиты, но адвокат, не дослушав, сразу предупредил его:
— Имей в виду, чем больше я скажу на суде в твою защиту, тем больший срок тебе дадут. Улики у обвинения железные. Наша задача — сохранить тебя в правовом поле "сто сорок четвертой" статьи — кража личного имущества, а не "восемьдесят девятой" или, упаси Бог, "девяносто третьей-прим" — кража госсобственности в особо крупных размерах. Квартирка-то была, хе-хе, казенная. А по сумме украденного, что на тебя вешают — на две вышки потянет. А вещицы, похоже, музейные. Кроме того, прокуратура думает на тебя убийство генерала повесить, а это "сто вторая" — убийство при отягчающих обстоятельствах из корыстных побуждений. В общем чистая вышка.
— Что предлагаете? — спросил Лешка.
— Колись на квартирную кражу. Полностью.
— Я подумаю.
Опознание проводилось — курам на смех. Из троих, предъявленных для опознания, двое статистов были в аккуратных костюмах и при галстуках, Лешка же торчал один среди них — в майке и трениках, остриженный наголо.
— Слышь, гражданин начальник, — возмутился Лешка. — По закону этих двоих тоже наголо оболванить нужно. Я прокурору писать буду! Думаешь, ты один тут УПК читал?
Следователь повернул к Лешке страдальческое лицо: