Вор времени
Шрифт:
— Тогда запусти их!
— Но ее светлость…
Загрохотал дверной молоток.
— Игорь? — сказал Джереми.
— Йа, фэр? — откликнулся Игорь из прихожей.
— Как этот слуга там оказался? — удивился господин Белый, все еще краем глаза наблюдая за ее светлостью.
— Это, ну, такой фокус. Известный, ну, только им, — пояснил Джереми. — Я… я думаю, они, ну…
— Доктор Хопкинф, фэр, — провозгласил Игорь, появляясь из прихожей. — Я говорит, что ты имейт гофтей, но…
…Но доктор Хопкинс, хотя и обладал мягкими,
— Как оказалось, у меня были дела по соседству, — сообщил он, широко улыбаясь. — Поэтому я позволилсебе забежать в аптеку, чтобы забрать… О, ты тут не один?
Игорь поморщился, но Кодекс нельзя нарушать ни при каких обстоятельствах.
— Не хотейт ли фэр чашку чая? — спросил он.
Аудиторы бурили доктора дружными испепеляющими взглядами.
— Что еще за чай? — осведомился господин Белый.
— Это такой протокол! — отрезала леди ле Гион.
Господин Белый замялся. Протокол нужно соблюдать.
— Э…э… Да, Игорь, — промямлил Джереми. — Чай, пожалуйста. Да, пожалуйста.
— Ничего себе! — воскликнул доктор Хопкинс, совершенно не замечая атмосферу в комнате, в которой сейчас можно было бы плавить железо. — Как я вижу, ты закончил работу над часами! Настоящий шедевр!
Аудиторы переглянулись, когда доктор прошагал мимо них и уставился на стеклянный циферблат.
— Молодец, Джереми, хвалю, — сказал он, снимая очки и энергично полируя стеклышки. — А чем вызвано это приятное голубое свечение?
— Хрустальное кольцо, — пояснил Джереми. — Оно…
— Оно закручивает свет, — подсказала леди ле Гион. — Который потом пробивает дыру во вселенной.
— Правда? — изумился доктор Хопкинс, надевая очки. — Какая оригинальная идея! А кукушка в них есть?
Одно из самых плохих восклицаний, которые человек может услышать высоко в небе, — это «Ой-ей!». Оно содержит в себе максимум выворачивающего кишки ужаса и по минимуму расходует дыхание.
Когда Лю-Цзе издал его, перевод Лобсангу не потребовался. Он следил за облаками в течение уже некоторого времени. Они становились все более черными, густыми и зловещими.
— Метловище покалывает пальцы! — крикнул Лю-Цзе.
— Потому что прямо над нами начинается гроза! — прокричал Лобсанг в ответ.
— А еще несколько минут назад небо было совершенно ясным!
До Анк-Морпорка оставалось всего ничего. Лобсанг уже мог различить некоторые самые высокие здания, петляющую по долине реку. Но гроза, казалось, наступала на город со всех сторон сразу.
— Нужно сажать эту штуку, пока это вообще возможно! — крикнул Лю-Цзе. — Держись…
Очень скоро помело летело всего в нескольких футах над капустными полями. Растения неслись сплошной зеленой полосой, едва не задевая сандалии Лобсанга.
Потом Лобсанг услышал междометие, которое, возможно, не было самым плохим, когда ты находишься в воздухе, но определенно не обещало ничего хорошего, если его издает человек у руля.
— Э…
— А ты вообще знаешь, как эту штуковину останавливать? — крикнул Лобсанг.
— Не совсем! — помотал головой Лю-Цзе. — Держись, я что-нибудь придумаю…
Метловище задралось вверх, но помело продолжало нестись в том же направлении. Прутья уже касались кочанов.
Только в конце поля им удалось снизить скорость и приземлиться в конце борозды, которая воняла так, как могут вонять только превращенные в кашу капустные листья.
— Ты хорошо умеешь нарезать время? — спросил метельщик, перепрыгивая через побитые растения.
— Ну, довольно-таки хорошо… — неуверенно произнес Лобсанг.
— Что ж, сейчас проверим!
Бежавший в сторону города Лю-Цзе превратился в бледно-голубой силуэт. Лобсанг догнал его только через сотню ярдов, но силуэт метельщика, нарезавшего время все тоньше и тоньше, продолжал таять. Ученик, стиснув зубы и напрягая все мышцы, поспешил за ним.
Когда дело касалось драк, старик, возможно, и мошенничал, но тут все было по-настоящему. Мир из голубого стал темно-синим, потом — чернильным, неестественно темным, словно его накрыла тень от затмения.
Они оказались в глубоком времени. И задерживаться тут надолго было нельзя. Даже если бы ты выдержал лютый холод, некоторым частям человеческого тела просто не рекомендовалось попадать сюда. Кроме того, если слишком глубоко погрузиться во время, а потом слишком быстро вынырнуть, можно было умереть…
Он, конечно, с таким не сталкивался, поскольку был еще учеником, но в некоторых классах на стенах висели весьма подробные рисунки. Жизнь человека могла стать очень, очень мучительной, когда его кровь начинала перемещаться во времени быстрее, чем кости. А кроме того, эта самая жизнь могла вдруг стать очень короткой.
— Я скоро… не выдержу, — задыхаясь, прокричал он, едва поспевая за Лю-Цзе в фиолетовом мраке.
— Выдержишь, — прохрипел метельщик. — Ты же способный малый!
— К такому… я… не был… готов! Город был совсем близко.
— К такому и нельзя подготовиться! — прорычал Лю-Цзе. — Ты, главное, действуй, и вот увидишь, у тебя все получится!
— А если не получится? — спросил Лобсанг. Бежать почему-то стало легче. Пропало ощущение, что кожа пытается сама себя освежевать.
— Об этом можешь не переживать. Мертвецам, как правило, все равно, — ответил Лю-Цзе. Он повернулся к ученику, и его злобная усмешка полыхнула в полумраке желтозубой дугой. — Ну как, получается?