Воробей под святой кровлей

Питерс Эллис

— Вот мы и пришли, — сказала Сюзанна и прибавила шагу.

Раннильт еле поспевала за ней, следя за тем, чтобы мешок не перевешивал с другой стороны.

Строение, выступавшее из темноты, было не очень велико, но сложено из могучих бревен и было достаточно высоким, чтобы над конюшней мог разместиться сеновал. Дверь была настежь распахнута, из душной тьмы тянуло запахом лошадиного пота и сена; когда они подошли ближе, на них пахнуло сухим и теплым воздухом. В проеме неясной тенью замаячила мужская фигура, мужчина напряженно прислушивался, не раздадутся ли шаги. Он тотчас же узнал поступь Сюзанны и вышел ей навстречу с распростертыми

объятиями, она выпустила свой край узла, который они несли вместе с Раннильт, и тоже бросилась к нему. Раннильт осталась стоять, держа брошенный Сюзанной узел. Она задрожала, точно под ней заколебалась земля, при виде немого объятия, в котором сплелись эти двое, изо всех сил сжимая друг друга. Один-единственный раз она сама тоже испытала искру этого пожирающего пламени! Она зажмурилась и так стояла, дрожа всем телом.

Они разняли объятия так же молча и резко, как сошлись в них при встрече. Йестин взглянул из-за плеча Сюзанны и сумрачно посмотрел на Раннильт.

— Зачем ты привела с собой девчонку? Для чего она нам?

— Зайдем-ка в дверь, — ответила Сюзанна. — Сейчас я тебе скажу. Ты оседлал коней? Нам надо спешить.

— Я как раз это делал, когда услышал тебя.

Он взял узел с одеждой и скрылся с ним во мраке конюшни; Раннильт робко пошла следом, слишком хорошо понимая, насколько она здесь лишняя. Йестин затворил двери, но не стал запирать на щеколду.

— Кто знает, вдруг там, на реке, найдется живая душа, которой не спится! Незачем всем показывать, что тут кто-то бродит.

В темноте Раннильт снова услышала и почувствовала, как они обнялись; даже эта короткая ласка превращала их в единое, согласное существо. Тогда она догадалась, что они разделяли общее ложе, как она с Лиливином, только не один раз, а часто, и с более светлой надеждой. Она вспомнила дверцу в спальне Сюзанны, которая выходила на зады, и в нескольких ярдах от нее лестницу, ведущую в подвал. Соблазн был велик, и все поощряло их к тому, чтобы нарушить запреты.

— А что эта девочка? — тихо спросил Йестин. — Что ты с ней собираешься делать? Зачем ее сюда притащила?

— Она слишком глазастая и слишком много всего примечает, — коротко бросила Сюзанна. — Эта бедная дурочка рассказала мне такие вещи, о которых ей лучше было помалкивать, а то… другие услышат и поймут из них больше, чем она сама, а для нас это смерть. Вот я ее и привела. Пускай проводит нас… немножко.

После короткого молчания раздался вопрос Йестина:

— Что ты хочешь этим сказать?

— А как ты думаешь? По ту сторону границы нам встретится довольно темных лесов и пустынных мест. Кто будет ее искать? Безродную кухонную рабыню?

Это произносилось таким обычным, спокойным и рассудительным Сюзанниным голосом, что Раннильт не сразу уразумела сказанное; слушая, как они о ней говорят, она чувствовала себя ужасно одинокой и покинутой.

В темноте затопала лошадь, перебирая копытами, от ее тела в ночном воздухе расходилось тепло. Постепенно из мрака начали проступать отдельные очертания, потом Йестин глубоко вздохнул и передернулся, как в ознобе. Раннильт почувствовала его содрогание, но все еще ничего не понимала.

— Нет! — вскрикнул он приглушенным до шепота голосом. — Этого мы не можем! Этого я не хочу делать! Господи, да что она сделала нам плохого, бедняжка, она ведь еще несчастнее нас!

— Тебе и не придется, — просто ответила Сюзанна. — Я и сама

смогу! Теперь я ни перед чем на свете не остановлюсь ради тебя, чтобы быть с тобою, чтобы всю жизнь ты был со мной! После того, что я сделала, чего еще я могу испугаться?

— Только не это! Нет! Не бери на себя такой грех, если любишь меня! В тот раз ты не могла иначе, да и не велика потеря! Он был такой же подлец, как твои родственнички. Но это дитя — нет! Я тебе не позволю! Да и нужды в этом нет, — сказал он, переходя от резких слов к уговорам. — Вот мы уже здесь, выбрались из города, ты и я — вместе, так что же еще нужно? Позволь мне отпустить ее, когда настанет день! Где мы тогда будем? Никакая погоня нас не достанет, мы будем уже в Уэльсе, в безопасности. Чем она может нам навредить? Она никогда никого не обидела и никому не делала зла!

— Но за нами будет погоня! Если только мой отец узнает… Ты его знаешь! Ради меня он и шагу не сделает, а вот ради этого… — Сюзанна толкнула ногой сверток, который сама несла, и в темноте что-то негромко зазвенело. — На пути в Уэльс могут встретиться препятствия, непредвиденные случайности, мы можем задержаться… Нет, уж лучше наверняка!

— Нет, нет, нет! Не смей убивать мою любовь к тебе, я не хочу видеть тебя такой! Ты станешь тогда совсем другой, а я люблю тебя такую, как сейчас…

Лошади фыркали и беспокойно переминались, встревоженные людским присутствием в неурочный час, и стремились скорее в путь. Затем наступило молчание, короткое и бездонно глубокое, и наконец долгий тяжелый вздох.

— Сердце мое! Любовь моя! — произнесла Сюзанна задушевным шепотом. — Все, что ты захочешь! Как ты прикажешь! Ну и что, если нас поймают? Для тебя мне ничего не жаль, даже жизни!

На этом разговор окончился. Растерянная Раннильт, забившаяся в угол конюшни, еще не успев понять ничего, мечтала только, чтобы они поскорее ускакали на запад и добрались до Уэльса, где Йестин уже будет не слугой, а сам себе хозяин среди людей своего племени, а Сюзанна из никчемной бесприданницы, домашней прислуги, которой все помыкают, станет честной, уважаемой женой.

Йестин поднял с полу узел с одеждой и, судя по тому, как затопталась одна из лошадей, стал приторачивать его сзади к седлу. Второй узел, тот, что потяжелее, снова звякнул тонким металлическим звоном, когда Сюзанна подняла его, чтобы нагрузить на другую лошадь. Лошадей по-прежнему было почти не видно. Иногда на их шерсти вспыхивали отдельные блики, но едва мелькнув, потухали; от каждого движения коней вокруг них расходилась волна теплого воздуха.

Чья-то рука распахнула одну створку дверей, и в нее заглянул краешек неба, немного светлее окружающей темноты и синее черного мрака, потому что в вышине поднялся месяц. Одна из лошадей тронулась вперед к засветлевшему проему.

И вдруг — короткий, отрывистый и негромкий крик, полный такого отчаяния, что, казалось, от него вздрогнул окружающий воздух. Раскрытая створка снова захлопнулась, и Раннильт услышала, как чьи-то торопливые руки завозились с тяжелой щеколдой, засовывая ее в толстые скобы. Дверь закрывалась на два толстых бруса, и конюшня стала неприступной крепостью.

— Что случилось? — остро прозвенел из потемок голос Сюзанны. Она натянула уздечку, и лошадь от неожиданности взбрыкнула и захрапела.

— Люди! Их много, спускаются через овраги! Ведут за собой лошадей! Направляются к нам. Они знают!