Воробышек
Шрифт:
– Там было много крови! Они убили кого-то!
– Они?
– Их было двое. Настя наверняка у них! Надо что-то делать! Попробуй развязать мне руки!
Геля долго возится. Во многом ей мешает темнота и гипс – приветственный подарок от Машки Картавой.
Наконец, руки распутаны, ноги я развязывал себе сам. Мы были настроены решительно и воинственно, однако судьба распорядилась иначе.
Внезапно двери шкафа распахнулись, резкий свет резанул
– Так-так-так, - вкрадчиво прозвучал мужской голос, - Кто это у нас тут?»
Глава 37.
ЕВА
Я проснулась еще до восхода солнца. Егор дышал мне в макушку невероятно горячим воздухом, прижимая к себе даже во сне, как когда-то спала и я сама, стискивая в руках облезлого плюшевого зайца. Это воспоминание просто жило во мне и не имело ни начала, ни конца. Я не знала, откуда этот заяц взялся, и что с ним стало потом. Я не могла дать этому воспоминанию какой-либо конкретный промежуток времени. Не понимала, сколько мне лет в этот момент, и вообще не является ли он выдумкой. Хотя, все же последний вариант я отбрасывала, потому как слишком точными были засевшие в голове детали. Кремовый цвет мягкой плюшевой шерстки, длинные уши, которые не стояли торчком, как полагается у зайца, а висели вдоль мордочки, как у спаниеля. Бархатный розовый нос, стеклянные зеленые глаза, выглядевшие совсем, как настоящие. Вытянутое тельце с очеловеченной фигурой и куцый хвостик. Этот заяц пел нежную колыбельную, сопровождаемую переливами звонкого колокольчика. Мелодия больше подходила для музыкальной шкатулки, нежели для мягкой игрушки. Я обнимала его как величайшую на свете ценность и чувствовала, как пушистые лапы обнимают меня в ответ, даря тепло и любовь. А теперь точно также Егор обнимал меня. Со мной такое впервые. Спать в мужских объятиях прежде не доводилось.
Вениамин предпочитал, чтобы я не вторгалась в его личное пространство. Сам он никогда не поворачивался ко мне спиной. Засыпал всегда позже, а просыпался раньше.
Сейчас же я, замерев, прислушивалась к собственным ощущениям.
Меня пьянил аромат свежей весенней зелени, пропитавший все вокруг, в том числе и мою кожу. Аромат молодого мужчины, чьи сильные руки бережно, но крепко прижимают к себе. Острыми лопатками я чувствую твердые мускулы на его груди, а своей везучей на безумные приключения жопкой ощущаю жар в мужском паху. Лицо вспыхивает от воспоминаний, но мне не стыдно, нет. Нисколько. Мне остро, мне ярко, мне горячо, мне… мне понравилось!
Наслаждаюсь моментом, не в силах надышаться Королевым. Его так легко любить.
Да, именно любить. Потому что пора уж признать перед самой собой, что Егор стал совершенно особенным человеком в моей жизни. Впрочем, таким он показался мне и в первую минуту нашей встречи. Близким, родным, надежным. Притягательным, красивым, вкусным. Знакомым, долгожданным, идентичным. Мы совпали с первого взгляда, как две части единого целого.
Недаром же я решила проститься с девственностью, которая вообще-то мне нисколько не мешала. Егор толкал тогда и толкает сейчас меня на безрассудные поступки. Рядом с ним мое тело не подчиняется разуму, а мой разум берет выходной, и тогда внутри царит анархия инстинктов и желаний.
Скоро рассвет, а потому беру себя в руки и выскальзываю из Егоровых объятий и постели. Крадусь в мрачную спальню Вениамина и отдаюсь на суд обжигающим струям воды в душе. Горячие капли бьют по лицу, шее, плечам. Но не наказывают, расслабляют. Выбираться из душа
Ну, здравствуй, новый день.
В раскрытое окно вместе со свежим бодрящим воздухом проникают первые бледные лучи рассветного солнца, дикий ор безумного петуха, сопровождаемый кваканьем лягушек с озера и надежда.
Надежда на то, что и сегодня Вениамин проведет день вдали от дома и меня в частности. Надежда на то, что Егор не станет себя накручивать из-за прошлой ночи. Надежда на то, что этот день сделает чуточку ближе мое освобождение.
Довольно долго стою у окна. Слышу, как проснулась Семеновна. Как выходит из спальни Егор. Через минуту он появляется на пороге в спортивном костюме и скрывается за калиткой. На пробежку отправился.
Спускаюсь вниз. Заботливая старушка готовит завтрак. С удовольствием ей помогаю, отмечая, что сегодня женщина необычайно печальна.
На завтрак у нас блины, овсянка, кофе.
– Что с вами, Римма Семеновна? Какая-то вы грустная, - интересуюсь я у женщины.
– Годовщина сегодня у моей Танечки… Четырнадцать лет, как не стало…
– Кхм… Сочувствую вашему горю…
Господи, что еще говорят в таких случаях?!
Нам, одиноким волчатам, выращенным любимым государством, сложно дается эмпатия. Мы с раннего детства покрываемся броней, а такие понятия, как сочувствие, сопереживание, сострадание и жалость притупляются абсолютно у всех беспризорников, а у некоторых и вовсе атрофируются.
Какие чувства испытывает человек, потерявший близкого? Я не знаю. Я одна. У меня никого нет, сколько я себя помню.
Другими словами, мне некого терять.
Есть, Суворовы… Но все же не мы не семья.
Конечно, мозг знает такие понятия, как горе, боль, отчаяние, утрата… Но знать и чувствовать – не одно и то же.
Егор возвращается спустя полтора часа, мокрый, разгоряченный и довольный.
Непринужденно здоровается и уходит в душ. В кухню возвращается минут через двадцать. Благоухающий свежестью моря и ментолом своего геля для душа. Пока Семеновна заботливо накладывает котеночку овсянку, стоя к нам спиной, этот плут умудряется сверкнуть озорными огоньками синих глаз и бесшумно чмокнуть мою макушку, отчего мне хочется улыбаться по-идиотски широко и безостановочно.
Кое-кто действительно в отличном настроении.
Во время завтрака узнаю, что сегодня нам всем предстоит поездка к Семеновне домой. Это другое село и находится оно не так, чтобы далеко, но дорога в один конец занимает два часа. Там, на кладбище похоронены ее мать, отец, муж и единственная дочь.
Не теряя даром времени, мы собираемся и вскоре выезжаем из дома. Егор очень аккуратный водитель. Ему идет эта тойота. Он уверенно и внимательно держится за рулем, под его управлением автомобиль плавно следует по заданному маршруту без резких движений и прочих неудобств. Я сижу рядом с ним на переднем сидении, Семеновна устроилась сзади и задумчиво смотрит в окно.
Чем дальше мы уносимся от владений Гуся, тем легче становится дышать. Чувствую это сама и замечаю по расслабившимся плечам Королева. Повод, конечно, так себе, но радость от ощущения свободы, полностью скрыть не получается.
Егор, кажется, тоже это заметил, потому что искренне улыбнулся, правда не поворачивая головы, но, клянусь, эта улыбка предназначалась мне.
Тихо трещало радио, по лобовому стеклу билась мелкая тощая муха, желающая вырваться в прохладу утра.
– Расскажите про Танечку, Римма Семеновна.