Ворон и ветвь
Шрифт:
– И нашел Женевьеву из Молля. С детьми-близнецами на пороге зрелости, но еще невинными. Лакомый кусок для Тьмы.
– Лакомый, – согласился Игнаций. – Но это после. Вернемся к тысяча двести шестому году. Наследнику Энидвейтов было пятнадцать, самый расцвет юношеских желаний. И пробуждение силы, если она есть. Почему Бринар выбрал мать, а не сына? Ритуальное соитие вряд ли его остановило бы, ради такого можно и мужеложеством разок не побрезговать. Да и выкрасть соседского юнца куда проще, чем проникнуть в темницу капитула.
Каприччиола, нахмурившись, снова нырнул в хрупкие от старости листы хроник – тогда в монастыре
– Ничего, – объявил он через несколько минут. – Совершенно никаких подозрительных событий! То ли юноша прекрасно владел собой, то ли…
– Его вовремя отослали, – подхватил Игнаций. – Сила кипела и хлестала через край, а учить владеть ею начинающего некроманта было некому. Рано или поздно люди подняли бы тревогу. И отец спас наследника, не зная, что нужно спасать жену. Впрочем, первое обследование семьи ничего не показало… Не вмешайся насильник, все могло бы обойтись, а там и молодой Энидвейт, научившись держать себя в руках, мог бы вернуться домой.
– Как же его все-таки звали… – пробормотал Каприччиола, сосредоточенно грызя мягкую макушку пера. – Ну не может имя человека просто потеряться! У крестьянина – еще ладно, но наследник рыцаря такого старинного рода…
– А род действительно старинный?
Игнаций допил остывшее вино, поправил покосившуюся свечу, грозившую заляпать воском разложенные листы. Каприччиола кивнул:
– Первый Энидвейт пришел в Арморику еще до Войны Сумерек. Геральдическая книга герцогства гласит, что лен был ему пожалован за услуги по охране побережья, оказанные королю Таорсину Второму. Тогда никакого баронства Бринар не было и в помине, Энидвейты владели землями раза в три большими, чем сейчас, но позже впали в немилость и изрядно обнищали. А Велерий Первый пожаловал изрядную часть их бывших владений семье своей фаворитки, наградив ее мужа баронским титулом. При батюшке нынешнего короля, храни его Благодать, чаша весов окончательно склонилась в пользу Бринаров, а у Энидвейтов остались клочок пахотных земель, небольшой лес да замок-развалюха. Приданое жены слегка поправило дело, и не вмешайся ненасытный сосед-малефик, дама Энидвейт вымолила бы у Света еще много милостей для своей семьи. Жаль, что у них не принято было называть первенца именем основателя рода…
– Жаль, – согласился Игнаций. – Было бы гораздо проще его найти. Но меня даже больше заботит вопрос, почему Ворон вернулся в родные места только сейчас? Или именно сейчас… Могла встреча с баронессой Бринар быть чистой случайностью? И не многовато ли вокруг этой дамы случайностей с колдовским душком?
– Бринар не ведьма, – помрачнев, отозвался Каприччиола, поднимая голову от записей и встречая взгляд Игнация. – Я ручаюсь в этом. И Благодать совершенно ясно отметила ее ответ на суде как правдивый. Разве что…
– Что же? – мягко спросил Игнаций.
– Дама Энидвейт. Она тоже прошла обследование и была признана чистой от колдовского дара. Что удалось одной, могла сделать и другая, если знала секрет. Простите, отец мой, я поторопился оставить Бринар в монастыре.
– Вы проверили все, насколько могли, я не сомневаюсь, – спокойно сказал Игнаций. – Мы не знаем, есть ли связь между этими женщинами. Мы даже не знаем, насколько старательно и добросовестно обследовали Энидвейт. Но Женевьеву Бринар следует немедленно забрать из монастыря. И вернемся к интересующему нас году в других источниках.
Молча кивнув, инквирер потянул к себе стопку копий и выписок из архива капитула Стамасса, Игнаций сделал то же с бумагами из столицы.
– Ничего серьезного, – заключил часа через два Каприччиола, разгибая спину и потирая глаза.
Игнаций и сам чувствовал себя обманутым. Год 1206-й от Пришествия Света Истинного был тих и благостен. В столице, правда, казнили двух колдунов и повитуху, промышлявшую абортивными средствами, но за целый год это совсем немного.
– Так-таки и ничего? – все же усомнился он больше для проформы, поскольку перепроверять Каприччиолу нужды не было, отец-инквирер заслуженно славился дотошностью и чутьем.
– В окрестностях деревни Годор поселянка видела темную фигуру, блуждающую по кладбищу. Подняла шум на все окрестности, но оказалось, что это звонарь местной церкви возвращался домой после службы да заблудился спьяну.
– Ожидаемо, – хмыкнул Игнаций, радуясь случаю отвлечься хоть такой малостью, поскольку слишком напряженный ум больше склонен к ошибке. – Вот так и рождаются россказни об умертвиях, а нам потом их проверяй. Что еще?
Каприччиола пожал плечами, неосторожно двинул локтем тяжеленную книгу, подхватил ее, не дав упасть со стола, и тут же почти скрылся в облаке пыли.
– Вот сюда бы… апчхи… тех юнцов, – раздраженно заговорил он, прочихавшись, – что думают, будто наше служение – сплошь драки с колдунами и нечистью. Одна… пыль… апчхи! вернее любого малефика уморит!
В устах невысокого коренастого человека, ни единой черточкой не похожего на паладина, это звучало забавно и правдиво. И вправду, Арсений Каприччиола куда больше походил на архивную крысу или ученого секретаря, чем на одного из лучших дознавателей Инквизиториума. Но работа дознавателей – не только архивы. Это выловленные из воды распухшие трупы бедолаг, повстречавшихся с глейстиг или обычными разбойниками, это распотрошенные младенцы, иной раз вырезанные прямо из чрева матери, это деревни, вымирающие от потравленной воды или сгнившего на корню жита. А еще вскрытые могилы, распятые девственницы, дети-подменыши… Ну, и бумаги, конечно. Тут Каприччиола совершенно прав.
– Идите-ка спать, Арсений, – сказал Игнаций, невольно улыбаясь, но Каприччиола, еще пару раз чихнув, поднял на него покрасневшие от пыли и усталости глаза:
– Вот еще, – сказал он устало, – в том же тысяча двести шестом и как раз не так чтобы далеко от Бринар пропал клирик церкви святой Адальберты. Столичной церкви, даже не стамасской. Некий мэтр Годфруа Ажиньяс. Никогда не слыхали это имя?
Игнаций покачал головой.
– И я не слышал. А ведь странно, вы должны были тоже сейчас увидеть записи об этом в архивной сводке столичного капитула.
Каприччиола с тоской заглянул в почти опустевший кубок, разом выхлебал остаток вина и тяжело вздохнул:
– И вправду, пора спать. Буквы уже перед глазами, как тараканы от веника, разбегаются! Так вот, мэтр Ажиньяс поехал из славного города Бревалена в Клерви, якобы на свадьбу сестры, и не доехал. Дело было под конец осени, самое предзимье. Когда все сроки возвращения мэтра прошли, настоятель святой Адальберты сделал запрос в Инквизиториум, из столицы дело попало в Стамасс, прошла зима, а к весне от мэтра, думаю, и костей не осталось. В тамошних-то лесах… апчхи!