Ворон(переводы)
Шрифт:
И промолвил: "Nevermore!"
…Я подпрыгнул. О, Плутонец! Молчаливый, как тевтонец!
Ты влетел, взглянул – и сразу тонкий, едкий приговор!
Ты – мудрец, не корчи мину, – но открой хоть половину:
Как пройти в твою пучину? Потому что с давних пор
Я боюсь другой пучины в царстве, грязном с давних пор…
Каркнул
Ворон, Ворон! Вся планета ждет солдата, не поэта -
Вам в Плутонии, пожалуй, непонятен наш раздор!
О, какой грядущий гений об эпохе наших рвений
Сочинит "венец творений", зло используя фольклор -
И, пожалуй, первым делом нами созданный фольклор!
Каркнул Ворон: "Nevermore!"
О пророк, не просто птица! В нетерпенье есть граница,
И тогда берут Вольтера – или бомбу и топор.
Мы бледнели от позора – так пускай не слишком скоро,
Ведь у нас разгар террора, – но придет ли Термидор?
…Пал Дантон и Робеспьера поразил же Термидор!
Каркнул Ворон: "Nevermore!"
О пророк, не просто птица! Есть ли ныне заграница,
Где свободный об искусстве не опасен разговор?
Если есть, то добегу ли я в тот край, не встретив пули?
В Нидерландах ли, в Перу ли я решил бы старый спор -
Романтизма с реализмом до сих пор не кончен спор!
Каркнул Ворон: "Nevermore!"
"Никогда!" – сказала птица… За морями заграница…
…Ту вломились два солдата, сонный дворник и майор…
Перед ними я не шаркнул, одному в лицо лишь харкнул -
Но зато как просто гаркнул черный ворон: Nevermore!
И вожу, вожу я тачку, повторяя: Nevermore…
Не подняться… Nevermore!
Павел Лыжин 1952
Как-то полночью ненастной я над книгой старых дней,
Книгой странной и неясной утомленно забывался,
Головой слегка качая, сонной головой моей.
Вдруг, безмолвье нарушая, стук, невнятный стук раздался.
"Это
Гость, и больше ничего".
Был декабрь, еще поныне помню это. На полу
Тени дров, истлев в камине, будто призраки дрожали.
Ждал рассвета я понуро, погруженный в полумглу.
Ждал я ту, что "там" Ленорой сонмы ангелов прозвали,
Но не властью книги мудрой возвратить любви года…
Всё исчезло навсегда.
Штор пурпурных сонный лепет наводил лишь грусть и жуть:
Непостижный темный лепет, мне неведомый доселе;
И, пытаясь сердца муку успокоить как-нибудь,
Повторял я через силы, повторял я еле-еле:
"Это, видно, гость стучится у порога моего,
Гость, и больше ничего".
Ожидать не в силах доле, холодея и дрожа,
Я собрал остатки воли, молвя тихо: "Извините,
Умоляю, извините, господин иль госпожа:
Я дремал и еле слышал, как тихонько вы стучите".
Дверь открыл я и застыл я у порога моего:
Тьма, и больше ничего.
Полн тревоги и сомнений, полн неизречимых дум,
Будто в царстве сновидений, ночи я ловил дыханье -
То, чего постичь не смеет жалкий человечий ум.
Тихим шепотом "Ленора!" я, дрожа, прервал молчанье.
Мне ответом был: "Ленора!" – отзвук зова моего,
Эхо – больше ничего.
Я к камину возвратился. Снова вспыхнула душа.
Стук яснее повторился. "Эту тайну я открою;
За окном там кто-то бродит, – думал я, едва дыша, -
Лишь бы сердце тише билось… Эту тайну я открою;
За окном иль у порога, у порога моего
Ветер – больше ничего".
Я окно открыл широко, старой ставней загремел,
И ко мне в мгновенье ока (что за ужас! что за диво!)
Ворон, ворон дней минувших неожиданно влетел,