Воронежские страдания
Шрифт:
– Ну, если так... А что мне остается? Конечно... – Щербатенко тяжело вздохнул. – А как скоро вы могли бы выполнить, раз уж на то пошло, встречный заказ? Ну если б я его сделал?
– Скоро. После заключения контракта. Ваш бывший партнер, кстати, недавно приезжал в столицу из Воронежа. Это от него мы получили сведения о вас, помимо прочих источников. Просто к вашему сведению. Но Корженецкого сейчас нет на месте, и мы знаем, где он готовит себе алиби. Пусть вас это не волнует, наши проблемы – это наши проблемы, как говорится, – гость хмыкнул.
– Так справедливость, говорите? –
– Вот именно, – сухо подтвердил собеседник и поднялся. – В течение пяти минут оставайтесь на месте, Николай Матвеевич, – серьезным тоном предупредил он, – во избежание неприятных неожиданностей. Думайте. До звонка.
И незнакомец быстро вышел.
Не утерпел Щербатенко, вскочил и осторожно выглянул за дверь. Но в длинном коридоре было пусто. Да, профессионал, ничего не скажешь...
Ему, опытному «сидельцу», и в голову бы не пришло, что киллер, оставив его в номере и закрыв за собой дверь, тут же вошел в соседний, который с номером Щербатенко разделяла совсем не капитальная стена. Отсюда, с помощью достаточно простой аппаратуры, приобретенной, кстати говоря, на радиорынке в Митине, можно было отлично слышать, чем у себя в номере занимается оставленный в томительном раздумье клиент.
А у клиента в настоящий момент была только одна забота. Почему-то из всех возможных вариантов у него просматривался пока только один: надо было каким-то образом срочно отыскать того следователя, который в свое время, грубо говоря, и посадил его.
Не имел сейчас к нему претензий Щербатый, что правда то правда, но нутром чувствовал, что тот, хотел бы он того или нет, все-таки оставался каким-то образом причастным к судьбе своего «крестника». Мужик он был вроде не злой, не должен отказаться от базара по делу. И он стал вспоминать все адреса и номера телефонов, которые вынес, покидая зону. В тамошних разговорах фамилия его следака Турецкого, случалось, мелькала, и тот проходил как хитрый, падла, но не продажный, а «справедливый мент».
Время вот только позднее, но попробовать поискать можно, а начать надо с дежурного по Генеральной прокуратуре. Адреса не даст, конечно, да хоть что-то подскажет.
И еще одну непреложную истину вынес из колонии Щербатый: там, где ты находишься, по телефону болтать нельзя. А тут наверняка будут подслушивать. Он вспомнил острые взгляды администраторши – да сам же ей и справку об освобождении предъявил вместо паспорта, могла бы и отказать, а она только посмотрела и ничего не сказала, как будто каждый день «откинувшихся» у себя селит... Есть телефон-автомат, надо только, уже объяснили ему, карточку купить... Монетками уже не позвонишь. Вон сколько всякого произошло, пока его не было, словно заново жить учиться...
Глава вторая
Водочный триумвират
«...Ушел в расцвете славы и старости...»
А что, подумал он, классная будет эпитафия на могильном камне бывшего старшего следователя по особо важным делам Генеральной прокуратуры Российской Федерации А.Б. Турецкого. С этой
Специально же на часы посмотрел, чтобы мысленно констатировать: какой еще м...к звонит?!
Никто не должен был, да и не мог звонить в такой час, и Александр Борисович сначала не хотел поднимать трубку. Но телефон в кабинете, где он обычно спал на диване, если жена специально не приглашала его в общую спальню, что в последнее время случалось довольно-таки нечасто, продолжал трезвонить, рискуя разбудить Ирину, несмотря на то, что Александр Борисович почти задавил его подушкой. Вытащить вилку из розетки он почему-то не догадался, спросонья или же что-то, возможно, удержало его руку, словно притормозило ее движение. В такую пору решился бы звонить либо сумасшедший, либо хулиган, подлец какой-нибудь. Турецкий склонялся скорее к подлецу.
Тот продолжал звонить, Александр Борисович злился, но в конце концов сдался и поднял трубку. Не успел и резкого слова сказать, лишь сердито представился по привычке: «Турецкий слушает!» – а ведь мысленно приготовил довольно грубую отповедь, – как услышал громкий и взволнованный мужской голос, назвавший его по имени-отчеству. Причем голос совершенно незнакомый. И это сбило с толку. Пришлось слушать.
– Александр Борисович, вы определенно меня не помните, да оно и лучше, для объективности оценки ситуации. Меня зовут Николаем Матвеевичем Щербатенко. Вашими заботами я оттрубил пятнадцать лет и днями «откинулся» по чистой. Если вспомните – по водочному делу в Воронеже, девяносто второй год. Нас еще «водочным триумвиратом» называли. – Последовала выжидательная пауза и – новый вопрос: – Не вспоминается? – причем задан был с изрядной долей иронии, хотя и волнение в голосе не исчезло.
«Щербатенко?.. Если такой срок тянул, почти „вышку“, наверняка – из особо опасных... И, как у всех у них, вероятно, и погоняло носит не из мудреных, какой-нибудь Щербатый...
А что ж это за «водочное дело» в Воронеже?.. Да и сколько их уже было! Особенно с начала и до середины девяностых годов – лавина, и все до единого с обязательным «мочиловом». Ну да, передел собственности... И это я его, значит, на нары отправил? Неплохо для середины ночи...»
Видно, сам Щербатенко, не дождавшись ответа, решил все же напомнить, о чем шла речь пятнадцать лет назад, и коротко пересказал суть обвинительного заключения по своему делу.
И Турецкий вспомнил. О том, как хитроумно выстроил оборону этот Щербатенко, организовавший убийство партнера и обвинивший в нем третьего партнера, своего же родственника. Но проиграл. И не потому, что где-то ошибся, нет, просто переиграла его московская следственная бригада, специально отправленная Генеральной прокуратурой для этого расследования, – подобного рода убийства тогда ведь еще не стали обыденным делом, Москва приняла живейшее участие в «громком» деле.
А конкретно отличился тогда молодой еще следователь Турецкий, трудившийся в Московской городской прокуратуре. По совету Меркулова его и включили в союзную бригаду.