Вороний остров
Шрифт:
«Почему бы тебе прямо не спросить у Гарета про телефон?» – поинтересовалась Ноэлла.
Они стояли на крыльце дома, в отношении раздела которого Ноэлла вела длительную борьбу со своим бывшим мужем Томми, водителем в курьерской службе «Ю-Пи-Эс». Бывший муж Ноэллы был тот еще фрукт, и помимо противостояния с ним ей также пришлось бороться с тяжелым недугом: опухоли на обоих яичниках не позволили ей иметь детей, которых она всегда желала всем сердцем. Ребекке всегда казалось ужасно несправедливым, что Ноэлле пришлось пережить столь тяжелое разочарование. Она была бы прекрасной матерью, ведь с Кирой и Хлоей она отлично ладила. Мучительные прошлые отношения закалили характер Ноэллы, а неспособность иметь детей добавила твердости духа, но рядом с дочками Ребекки она становилась мягкой и нежной. Впрочем, сейчас она не собиралась менять тему разговора:
– Почему бы тебе просто не спросить
– Мне нужна правда.
– Так тем более надо спросить!
– Я хочу знать больше, прежде чем спрошу его напрямую.
Ноэлла нахмурилась, ее голубые глаза сузились, а темные волосы трепал ветер.
– Так значит, ты боишься его? – спросила она, не сводя глаз с Ребекки.
– Нет, с чего ты взяла?
– Ты сказала, что он никогда не бил тебя.
– Он этого и не делал. Чего же мне бояться?
– Если ты его боишься, Бек, я пойду с тобой…
– Я его не боюсь, Ноэ, сколько можно повторять?
– Тогда для чего играть в детектива? Просто дождись, когда он придет домой, расскажи, что нашла телефон, и послушай, что он на это скажет. Проследи за его реакцией! Если он замешкается хоть на долю секунды перед тем, как выдать более или менее правдоподобную версию, значит у него точно рыльце в пушку. Поверь мне, изменники в большинстве своем не очень-то умеют лгать.
– А если он не будет лгать?
Ноэлла только пожала плечами:
– Ты никогда не узнаешь об этом, пока не спросишь.
– Хочу поймать его на лжи.
– Зачем столько сложностей?
– Я не собираюсь разрушать свой брак на основе одной лишь догадки, Ноэ.
– Бек, подумай сама. У тебя девять месяцев хранился этот телефон. Девять чертовых месяцев! Тебе не кажется, что пришло время узнать правду – и о нем, и о той женщине, с которой он встречается.
– Да, и мне нужно знать наверняка.
– Вот и спроси его! Взгляни правде в глаза, Бек. Гарет – симпатичный парень, уверенный в себе, обаятельный. Домой он заявляется полночь-заполночь, от него за милю несет виски и разит чужими духами. Конечно, он тебе изменяет. Ты это знаешь, я это знаю…
– Я этого не знаю. Во всяком случае, не точно.
Ноэлла посмотрела на Ребекку как на наивного ребенка.
– Бек, он возвращается домой посреди ночи…
– Я услышала тебя!
Ноэлла явно колебалась, не зная, следует ли продолжать этот разговор, а затем пожала плечами и ласково помахала малюткам на заднем сиденье джипа. – Просто пообещай мне одну вещь, – прошептала она, посылая улыбку Кире. – Если он изменил тебе, не прощай его!
– Не буду!
– Ну да, и я так когда-то говорила. Ты ловишь своего мужчину «на горячем», будь то переписка в телефоне или свидание со шлюхой в мотеле, и взрываешься как бомба. «Я этого сукина сына больше на порог не пущу!» – думаешь ты. И выгоняешь изменника. А через некоторое время, когда тебе становится чертовски одиноко, он появляется в вашем с детьми доме, плачет, умоляет простить его, и ты думаешь: «А может, он в кои-то веки говорит правду. Может быть, он изменился». На этом этапе ты снова говоришь ему «нет», но червь сомнения тебя уже гложет. И когда, девочки, – она указала на джип, – просыпаются в два часа ночи с температурой и ты валишься с ног, ухаживая за ними, то готова поспорить, что любая поддержка – особенно от того, кто детям знаком и с кем им комфортно – будет весьма и весьма желанной. И ты снова впускаешь его в свой дом, в свою жизнь, веришь в его чудесное изменение, а он ведет себя так, как будто бы ничего не случилось, но это не так. Случилось! И если это произошло однажды, Бек, это случится снова.
– Я понимаю, Ноэ. Обещаю.
– Ты не знаешь, как это трудно.
– Могу только догадываться.
– Я не о том, что этот негодяй тебя обманывает.
– Так о чем же?
– Я говорю о том, что выживать одной, надеясь только на свои силы, очень тяжело.
II
Разрыв
Ранее
Впервые Ребекка заявила отцу, что хочет стать врачом, когда ей только-только исполнилось пятнадцать лет. Ответ Генри Мерфи был вполне предсказуем: он не скрыл от дочери, что предпочел бы для нее службу в полиции, потому что, по его словам, «она ничего не боится и любит задавать вопросы, чтобы докопаться до сути». Сам он видел в работе полицейского свой единственный выбор после выхода в отставку из армии. Как представлялось Ребекке, за те семь лет, что она провела в разлуке с отцом, он подзабыл, на что способна его дочь, и, возможно, посчитал, что у нее не хватит целеустремленности и терпения, чтобы выучиться на врача. А еще отец ее обожал и не хотел, чтобы она испытала то разочарование, которое выпало на долю Джонни.
Насколько Ребекка помнила, Джонни всегда хотел стать писателем и в его комнате вечно громоздились старые книги в бумажных переплетах, которые он читал от корки до корки. Он любил научную фантастику и мистические триллеры, но главной его страстью была история: образцами для подражания для Джонни стали Джеймс Миченер и Кен Фоллетт, а любимым романом – «Столпы земли» последнего. После школы Джонни пошел учиться в Бруклин-колледж по специальности «английский язык и литература», а когда вернулся домой, то сразу же взялся за написание своего собственного «великого американского романа». Он творил на веранде их нью-йоркского дома, и результатом его трудов стало эпическое повествование на семьсот страниц, действие которого происходило в 1624 году, когда первые переселенцы из Голландии высадились на южную оконечность современного Манхэттена. Написав роман, Джонни уже видел его в списке бестселлеров, а себя – путешествующим по стране и подписывающим его бесчисленные экземпляры восторженным читателям. В результате вместо очередей в книжных магазинах он получил внушительную стопку писем с отказами от издательств. Мечты Джонни обернулись крахом: через полтора года после окончания работы над романом он сложил листы рукописи в коробку, пинком ноги отправил ее пылиться под кровать и устроился продавцом в магазин электроники в Бэй-Ридже. Выручка этого заведения за год составляла примерно столько же, сколько сеть «Радио Шэк» [10] зарабатывала за час. В то время Ребекка часто задавалась вопросом, как ее отец воспринимает происшедшее с Джонни, но, когда сама стала матерью, поняла простую истину: мы хотим самого лучшего для наших детей, когда они вырастут, – любимой работы, идеальной личной жизни, – но боимся, что на этом пути их подстерегают разочарования, и стремимся защитить их от крушения юношеских надежд.
10
«Радио Шэк» – крупная американская сеть розничных магазинов электроники и бытовой техники с филиалами во многих странах.
Надо сказать, что Ребекка отца отнюдь не разочаровала и успешно выучилась на врача.
Через год после того, как она познакомилась с Гаретом в баре на Мэдисон-авеню, ее приняли в знаменитую Нью-Йоркскую школу медицины. Спустя четыре года она поступила в ординатуру Нью-Йоркской пресвитерианской больницы, а в ближайшее Рождество Гарет пригласил ее в шикарный ресторан с видом на Централ-парк и сделал ей предложение.
Их помолвка продолжалась целых пять лет. В течение всего этого времени постоянно звучали разговоры о том, что пора бы назначить дату свадьбы, но оба были так заняты собственным карьерным ростом, что все время ее откладывали. И только гибель Майка в автокатастрофе заставила их наконец-то принять решение перед лицом «великой неопределенности», с которой они так внезапно столкнулись в жизни.
Они поженились в католической церкви – той, что в Дайкер-Хейтс. Отец Ребекки всегда настаивал на том, что он настоящий ирландский католик. Это заявление соответствовало истине только в той части, что фамилия у него была Мерфи и что его дед и бабушка были родом из Донегала. Но дома об ирландских корнях Генри не слишком-то вспоминали, а все родственники Фионы (исходя из подслушанного Джонни разговора его отца по телефону) по своему вероисповеданию были Свидетелями Иеговы из Эссекса.
Но даже с учетом всего этого проведение церемонии по католическому обряду обрадовало не только Гарета и его семью, но и сделало отца Ребекки по-настоящему счастливым. Тогда Ребекка не задумывалась об этом, но, когда отец вскоре заболел, она поняла, насколько ему было важно повести свою дочь к алтарю «по всем правилам». Возможно, что он подсознательно уже чувствовал в себе болезнь, которая тихо сжирала его изнутри, а может быть, он внезапно осознал, что смертен, и его возвращение к вере и обычаям предков приобрело для него первостепенное значение.
– Давненько я сюда не захаживал, – тихо сказал он в день свадьбы Ребекке, когда они подъехали к церкви на машине, – Надеюсь, он меня простит.
– О ком ты говоришь, папа? – с недоумением пробормотала она, искоса глядя на отца сквозь фату.
Он не ответил, но она проследила за его взглядом, устремленным на фасад церкви, и все поняла. С высоты на них взирал Христос – статуя над входом в храм.
Значит, имелся в виду «Он» с большой буквы.
– Об этом не беспокойся, – заявила Ребекка, сжимая руку отца и думая, что у того просто разыгрались нервы. – Тебе не за что просить прощения, папа.