Вороново крыло
Шрифт:
Сценическая жизнь „Воронова крыла“ была сплошным триумфом, а так как нет ни одного светского льва, который не был бы в нее влюблен, то нетрудно представить себе, какая у нее репутация. Леди Трам готова скорее умереть, чем заговорить с этой несчастной молодой женщиной; к тому же у Трамов появилась новая ученица, настоящая сирена, но вполне безопасная, она обладает внешностью Венеры и умом Музы и вот-вот должна выступить на сцене одного из театров. Бароски неизменно повторяет, что „Воронофо крыло“ так же нерафнотушна ко мне как преште». В обществе Морджиану принимают весьма неохотно, а если она приезжает в дом, чтобы принять участие в концерте, мисс Прим в сильнейшем страхе спешит прочь, боясь, как бы эта «особа» не осмелилась с ней заговорить.
Уокера все считают добрым, веселым, бесхитростным малым, настоящим джентльменом, который если и приносит кому вред, то только самому себе. Говорят, что
Между прочим, Эглантайна выставили из «Цветочной Беседки» и он содержит лавочку в Танбридж-Уэлзе. Приехав как-то туда в прошлом году и оказавшись без бритвы, я обратился с просьбой побрить меня к полному обрюзгшему джентльмену в поношенной нанковой куртке, лениво прислонившемуся к дверному косяку маленькой, довольно претенциозного вида лавчонки в Рядах.
— Сэр, что касается бритья — это не по моей части, — ответил он и прошел в лавку.
Это был Арчибальд Эглантайн. Даже потерпев полное крушение, он все еще носил капитанскую форму и большой крест Панамского ордена Замка и Сокола.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Из письма Джона Фиц-Вудла, эсквайра, к О. Йорку, эсквайру
Цум Триришен Хоф, Кобленц.
10 июля 1843 года.
Мой дорогой Йорк, повесть «Вороново крыло» была написана давным-давно, и мне всегда был непонятен дурной вкус столичных издателей, отказывавшихся напечатать ее в своих многочисленных журналах. Я бы никогда не стал упоминать об этом факте, если бы не следующее обстоятельство.
Обедая вчера в этом превосходном отеле, я заметил лысого джентльмена в синем сюртуке с медными пуговицами, похожего на полковника в отставке, и сидящих с ним даму и мальчугана лет двенадцати, которого этот джентльмен потчевал невероятным количеством вишен и пирожных. Рядом с ними сидела полная пожилая дама в невообразимой шляпе с лентами; нетрудно было догадаться, что они англичане, и мне показалось, что я уже когда-то встречался с ними.
Наконец молодая дама, слегка покраснев, поклонилась мне.
— Я, кажется, имею честь говорить с миссис «Вороново крыло», не так ли? — спросил я.
— Миссис Вулси, сэр, — поправил меня джентльмен. — Моя жена давно оставила сцену. — При этих словах пожилая дама в странной шляпе очень выразительно наступила мне на ногу и с необыкновенно таинственным видом тряхнула шляпой и всеми украшавшими ее лентами. Обе дамы тут же поднялись и вышли из-за стола; старшая заявила, что ребенок плачет.
— Вулси, милый мой, пойди с мамой, — проговорил мистер Вулси, погладив мальчика по голове; тот повиновался приказу и вышел из-за стола, захватив с собой тарелку с миндальным пирожным.
— У вас прелестный сын, сэр, — сказал я.
— Это мой пасынок, — поправил меня мистер Вулси и добавил уже громче: Я вас сразу же узнал, мистер Фиц-Будл, но не назвал вас, боясь разволновать жену. Она не любит, когда ей напоминают о прошлом, сэр. Ее первый муж, капитан Уокер, которого вы знали, причинил ей много горя. Он умер в Америке, сэр, по-видимому, от этого (он указал на бутылку вина), и миссис Уокер оставила сцену за год до того, как я оставил свое дело. Вы собираетесь в Висбаден?
В тот же вечер они уехали в своей карете; мальчуган сидел на козлах и изо всех сил дул в рожок форейтора, украшенный кисточкой.
Я рад, что бедная Морджиана наконец нашла свое счастье, и спешу сообщить вам, что намереваюсь посетить Пумперникель — излюбленное пристанище моей юности. Прощайте.
Ваш Дж. Ф-Б.
КОММЕНТАРИИ
Во втором томе представлены повести, пародии, рецензии и публицистические статьи Теккерея, опубликованные с 1833 по 1848 год включительно. Вторая половина этого периода, исключительно плодотворная, была, пожалуй, самой тяжелой порой в жизни писателя. Вынужденный, после потери всего состояния, добывать средства существования литературным трудом, Теккерей распыляет свои силы на самую разнообразную и нередко неблагодарную работу для целого ряда периодических изданий. В 1840 году,
Вполне возможно, что тяжелые переживания и борьба с нуждой в течение этих лет наложили мрачный отпечаток и усилили пессимистический тон повестей и некоторых очерков писателя. В то же время необычайное разнообразие жанров и тем в творчестве этого периода свидетельствуют о широте интересов, богатом жизненном опыте и разнохарактерной и глубокой эрудиции Теккерея. Несомненно, значительная доля написанных за этот период вещей явилась своего рода подготовкой к созданию широчайшей панорамы современного английского общества в «Ярмарке тщеславия» и последующих романах.
Уже в повести «Вороново крыло», открывающей 2-й том, проявилось отвращение автора к окружавшему его буржуазному обществу и английской аристократии. В сущности, в этой повести нет ни одного положительного лица. Как и «Ярмарка», это «повесть без героя». Главная женская фигура этой повести — Морджиана, ослепленная любовью к подлейшему авантюристу Хукеру Уокеру, напоминает Эмилию Седли в «Ярмарке тщеславия», а Вулси — прямо повторяется в Доббине, только последний — образ более живой и полнокровный. К нравам английской прессы, и, в частности, к фигуре Блодьера, Теккерей вернется в «Пенденнисе». Большинство персонажей из мелкобуржуазной среды, помимо предрассудков, свойственных английскому мещанству, заражено и пороками «высшего света», к которому они тянутся изо всех сил. Над всеми персонажами повести высится фигура афериста и проходимца Хукера Уокера, поражающая своим портретным сходством с многими авантюристами-паразитами в романах реалистов XVIII века и, в частности, с Барри Линдоном, над созданием образа которого Теккерей упорно работал и во время опубликования «Воронова крыла». Так же, как и Барри Линдон, погрязший в лицемерии и лжи, Уокер пытается уверить не только других, но и себя самого в благородстве подлейших своих поступков.
Важнейшей вехой этого периода являются пародии Теккерея. Помимо «Рейнской легенды» и «Романов прославленных сочинителей», к жанру пародии примыкают и явно пародийная история Англии в «Лекциях мисс Тиклтоби», и «История очередной французской революции». В двух последних работах Теккерей показал, каким псевдонаучным и смехотворным ему кажется академический и предвзятый подход к трактовке истории. Он считает, что история, в центре которой находятся лишь короли и герои, вовсе не является подлинной историей народов. Свое понимание истории Теккерей впоследствии попытался выразить в историческом романе «Генри Эсмонд» (1852), полемически направленном как против Вальтера Скотта, так и против автора «Героев и героического в истории», друга Теккерея Томаса Карлейля.
«Рейнская легенда» и «Романы прославленных сочинителей» — яркое свидетельство активного участия Теккерея в ожесточенной литературной борьбе той эпохи. Это борьба формировавшегося в Англии критического реализма со всеми антиреалистическими школами. Если «Рейнская легенда» направлена не только на автора «Айвенго», но и на его бездарных эпигонов, оставшихся неназванными, то «Романы прославленных сочинителей» сразу бьют в семи направлениях, причем пораженных стрелами этой сатиры авторов легко мог узнать даже неискушенный читатель, настолько прозрачны выдуманные Теккереем их псевдонимы.
Седьмая пародия — на им же самим созданного писателя из лакеев Джимса Плюша (бывшего Желтоплюша) — не вошла в настоящее собрание сочинений.
Впоследствии Теккерей адресовал свою новую пародию «Ревекка и Ровена» (см. том 12 настоящего собр. соч.) непосредственно автору «Айвенго», написав «роман на роман» — новое окончание, подчеркнуто бутафорское, однако направленное против эпигонов талантливого создателя целой серии исторических романов.
Хотя все пародии Теккерея имеют определенный адрес, но бьют они по многочисленным подражателям адресатов, наводнявшим книжный рынок чтивом, рассчитанным на самые непритязательные вкусы. И все же литературные пародии Теккерея напоминают порой дружеские шаржи. Он противник грубой, охаивающей и лицеприятной критики. В повестях и очерках 2-го тома читатель найдет немало портретов «разбойников пера», запугивающих и шантажирующих свои жертвы подобно мистеру Скуини в «Вороновом крыле», журналистам, «швыряющим камнями в безобидных воробьев» («Новые романы») или Тимсону в «Модной сочинительнице». Но сам Теккерей в своих литературно-критических статьях никогда не стремится изничтожить автора во что бы то ни стало, а старается найти и отметить что-то положительное даже в произведениях, которым дает отрицательную оценку. Больше того, он не считает для себя зазорным пересмотреть впоследствии свое отрицательное мнение, как он это сделал, например, в отношении творчества Летиции Лендон или Дизраэли.