Вороново крыло
Шрифт:
Так на обеде, на котором я имел честь присутствовать, по правую руку от леди Трам восседала обязательно приглашаемая в таких случаях знатная персона; Трамы были достаточно умны, чтобы включать в список гостей лорда (его вид благотворно действует на нас — простых смертных, иначе почему бы все так стремились заполучить его к себе в гости?).
На втором почетном месте, по левую руку от ее сиятельства, восседал директор театра, некто мистер Слэнг, джентльмен, которого лорд Трам никогда не согласился бы пригласить за свой стол, не вынуди его к этому крайняя необходимость. На мистера Слэнга была возложена честь вести к столу пышущую здоровьем и расточающую улыбки миссис Уокер в черном бархатном платье и с тюрбаном на голове.
Кроме того, на обеде присутствовал лорд Раундтауэрс, старый джентльмен, все последние пятьдесят лет посещавший театр пять дней в неделю, живой театральный словарь, помнящий каждого актера и каждую актрису, появлявшихся
— Раунди, — во весь голос закричал ему через стол благовоспитанный мистер Слэнг, заставив содрогнуться миссис Трам. — Стакан вина, Тафф.
— Какого вам будет угодно? — скромно поинтересовался милорд.
— Около вас мадера, милорд, — проговорила хозяйка, указывая на высокий тонкий графин модной формы.
— Мадера! Черт возьми, ваше сиятельство хочет сказать — марсала! громогласно перебил ее мистер Слэнг. — Такого старого воробья, как я, на мякине не проведешь. А ну-ка, старина Трам, отведаем вашего рейнвейна «комета».
— Миледи Трам, да ведь это и в самом деле марсала, — краснея, отвечал милорд своей Софи. — Аякс, подайте мистеру Слэнгу рейнвейна.
— Я тоже не откажусь, — кричал с другого конца стола мистер Блодьер. Я присоединяюсь к вам, милорд.
— Мистер… гм… простите мою забывчивость, я буду счастлив выпить с вами, сэр.
— Это мистер Блодьер, знаменитый газетный репортер, — подсказала шепотом леди Трам.
— Блодьер, Блодьер? Умнейший человек, смею вас заверить. У него такой громкий голос, он напоминает мне Брета. Помните, ваше сиятельство, Брета? Он играл «Отцов» в «Хеймаркете» в тысяча восемьсот втором году.
— Что за старый дурень этот Раундтауэрс, — усмехался Слэнг, подталкивая в бок миссис Уокер. — А как поживает Уокер?
— Мой муж в деревне… — неуверенно отвечала миссис Уокер.
— Вздор! Я-то знаю, где он! Да вы не краснейте, дорогая. Я сам бывал там десятки раз. Мы говорим о каталажке, леди Трам. Случалось ли вам бывать в каком-нибудь казенном заведении?
— Я была на юбилейном празднестве в Оксфорде в тысяча восемьсот четырнадцатом году, когда туда съехались союзные монархи, и в Кембридже, когда сэр Джордж получал степень доктора.
— Браво, браво, но это не то заведение, о котором говорим мы.
— Я знаю еще казенное учебное заведение на Говер-стрит, куда попал мой внук…
— В наш казенный дом попадают за долги! Ха-ха! Эй, старый черт Муллиган, — с ирландским акцентом крикнул Слэнг. — Хлопнем по стакану! Человек, подать сюда вина! Как тебя там, черномазый?! Или ты не понимаешь, что тебе говорят? А? Налей, говорю, вина, сюда… мой… пошел (кричал он подражая говору негров).
Продолжая столь же непринужденно болтать, обращаясь с изысканной фамильярностью ко всем дамам и джентльменам, мистер Слэнг быстро завладел разговором.
Приятно было видеть, как наш старый милорд — олицетворение добродетели и невозмутимости, — был вынужден выслушивать разглагольствования мистера Слэнга и с каким испугом выдавливал он из себя одобрительные улыбки. Его супруга, со своей стороны, прилагала невероятные усилия, стараясь быть любезной; в тот вечер, когда я познакомился с мистером Слэнгом и миссис Уокер, именно эта дама подала знак, что обед окончен.
— Мне кажется, леди Трам, — сказала Морджиана, — пора встать из-за стола.
Причиной, побудившей миссис Уокер столь внезапно завершить обед, была какая-то скабрезная шутка мистера Слэнга. Когда же леди Трам вместе с Морджианой поднимались в гостиную, хозяйка не упустила случая заметить гостье:
— Дорогая моя, на вашем пути вам нередко придется терпеть подобного рода фамильярности от невоспитанных людей, — и боюсь, что мистер Слэнг принадлежит
— Значит, ради своих интересов я должна быть любезной с таким нахалом?
— Уж не хотите ли вы, миссис Уокер, дать урок хорошего тона леди Трам? — с достоинством вопросила старая леди, останавливаясь перед Морджианой. Было очевидно, что ей чрезвычайно хотелось снискать расположение мистера Слэнга, из чего я могу с уверенностью заключить, что сэру Джорджу предназначалась изрядная доля из гонораров Морджианы.
Мистер Блодьер, знаменитый редактор «Томагавка», остроты которого так восхищали сэра Джорджа (сам сэр Джордж ни разу не сострил за всю свою жизнь), был газетным пиратом, не лишенным таланта, но лишенным каких бы то ни было принципов; он брался, по его собственным словам, «на пари настрочить порочащую статью о любом человеке в Англии». Он готов был не только писать, но и драться по любому поводу; он неплохо знал свое дело, а его манеры были столь же грубы, как и перо. Мистер Скуини держался прямо противоположного стиля: он был так молчалив и деликатен, что его можно было и не заметить, и вел себя во всех отношениях прилично; он любил поиграть на флейте, когда этому не препятствовал кашель, был большим охотником до вальсов и прочих танцев, а в своей газете позволял себе злобные выпады лишь в самой мягкой форме. Никогда не выходя из границ вежливости, он умудрялся в двадцати строках рецензии сказать достаточно неприятных для автора вещей. Он вел вполне добропорядочный образ жизни и жил в Бромптоне с двумя незамужними тетками. Место жительства Блодьера, напротив, никому не было известно. У пего было несколько пристанищ в каких-то таинственных трактирах, где его можно было застать и где за ним то и дело охотились запыхавшиеся издатели. За бутылку вина с гинеей в придачу он брался настрочить хвалебную или разносную статейку о ком угодно, на любую тему и по поводу любой политической программы. «Черт побери, сэр, — говаривал он, — заплатите мне как следует, и я не пожалею родного отца». В зависимости от состояния своего кошелька он либо ходил в лохмотьях, либо одевался по последней моде. В этом случае он держался крайне надменно, напускал на себя аристократический тон и готов был хлопать по плечу какого-нибудь герцога. Если и было что-нибудь более рискованное, чем отказать ему в деньгах, когда он просил взаймы, так это одолжить ему деньги, ибо он никогда не отдавал долгов и никогда не прощал человеку, которому был должен. Как-то раз он будто бы обронил такие слова: «Уокер отказался выписать мне вексель, ну так я отыграюсь на его жене, когда она появится на сцене». Миссис Уокер и сэр Джордж Трам испытывали панический ужас перед «Томагавком», вот почему мистер Блодьер и был приглашен на этот вечер. С другой стороны, сэр Джордж не менее опасался «Цветов сезона» и поэтому пригласил мистера Скуини. Мистер Скуини был представлен лорду Раундтауэрсу и мистеру Фиц-Урсу как один из наших самых обаятельных и одаренных молодых гениев, и Фиц, принимавший на веру все, что бы ему ни говорили, был несказанно рад, что его удостоили чести сидеть рядом с живым редактором газеты. У меня есть основания думать, что мистер Скуини, со своей стороны, был не менее рад этому соседству: я видел, как, доедая второе блюдо, он вручил Фиц-Урсу свою карточку.
Мы еще не уделили внимания мистеру Муллигану. Его стихией был политический ажиотаж. Он жил и писал в постоянном состоянии экстаза. Муллиган состоял, разумеется, членом юридической корпорации и никогда не упускал случая принять участие в тамошних послеобеденных диспутах, готовясь к тому, чтобы со временем выступать в суде, где этот юный талант надеялся когда-нибудь блеснуть. Он был, пожалуй, единственным человеком, с которым Блодьер считал нужным быть вежливым, ибо если Блодьер лез в драку, когда его к тому вынуждали обстоятельства, то Муллиган дрался, как истый ирландец, и делал это с величайшим удовольствием. Он несметное число раз дрался на дуэли и эмигрировал, поссорившись с правительством из-за того, что опубликовал какие-то статьи в газете «Феникс». После третьей выпитой бутылки он принимался нещадно бранить Ирландию и напевать, хотя бы никто его об этом и не просил, ирландские песни, выбирая самые что ни на есть заунывные. В пять часов пополудни его неизменно можно было встретить около палаты общин, и он знал так же хорошо всех членов «Реформ-клуба», как если бы сам был его членом. Для человека наблюдательного ума небезынтересно отметить, что всякий ирландский член парламента непременно бывает окружен (вменяя это себе в достоинство) своего рода приближенными и адъютантами. Именно такую роль играл в политическом мире Десмонд и, будучи репортером газеты, считался, кроме того, «специальным корреспондентом» знаменитой манстерской газеты «Грин флэг ов Скибериин».