Вороны Вероники
Шрифт:
– Осторожно. Она очень ядовита.
Дженевра ахнула.
– Ядовита?
– Как многие желтые краски, - улыбнулся Ланти, осторожно беря плошку.
– Джаллорино, рисальджалло… Увы, красота опасна.
И он окинул Дженевру таким долгим взглядом, что она покраснела. Конечно, речь шла не о ней, не о ней. Ланти уже отвернулся, занялся краской, а Дженевра все еще ощущала на себе его пристальный взгляд.
Дженевра сменила тему.
– Разве не ваш ученик должен готовить краски?
Ланти отложил стеклянную палочку, которой размешивал
– Мой последний ученик сбежал где-то с месяц назад. С моей любовницей, моим заказом на лик Силы в Южной церкви и лучшей моей лютней.
Несколько стремительных ударов — по-иному и не скажешь — кистью, и он прищурился, чем-то недовольный. Потом снова посмотрел на Дженевру. Что-то внутри нее сжалось под этим взглядом; сжалось болезненно, предвкушающе.
– Распустите волосы.
– Что?
– Волосы, синьора, - Ланти вновь отложил кисти и подошел к ней.
– Цвет не тот, но у ваших волос потрясающая фактура. Косу долой!
Дженевра сглотнула. Под пристальным, напряженным взглядом Ланти она подняла руки и дернула ленту. Коса, раскручиваясь, упала ей на спину. Ланти вдруг одним движением оказался позади нее. Пока он расплетал косу, Дженевра не дышала.
– Роскошные, длинные… тяжелые… - Ланти пропустил ее волосы сквозь пальцы.
– Настоящее сокровище.
Дженевра вновь сглотнула.
– Ложитесь на тот стол и свесьте голову, - приказал Ланти.
Глаза Дженевры с ужасом метнулись к широкому дубовому столу. Ланти не стал ждать, пока она послушается или, вероятнее, убежит в панике. Легко подхватив ее на руки, опустил на стол, так что голова оказалась за его краем. Волосы, должно быть, легли на пол. Дженевра зажмурилась, осознав унизительную беспомощность своего положения и близость мужчины. Палец провел по ее шее, рождая томление.
– Это презанятная поза для утех, моя дорогая, - мурлыкнул Ланти.
– Она позволяет мужчине достигнуть наслаждения желанным ему способом.
Палец провел по губам Дженевры, и в голове мелькнули смутные образы. Мелькнули — и пропали.
– Тебе не понравится, - тон сменился вдруг, став деловым. Пальцы перебирали пряди волос, путая их, переплетая, укладывая так, как ему угодно.
– Почему?
– спросила Дженевра, хотя следовало бы промолчать.
Ланти негромко рассмеялся.
– Я знаю всего нескольких женщин, кому такие игры по вкусу. В действительности же мало кому нравится, когда их используют, точно вещь. Вам, синьора, скорее понравится повелевать.
Это отчего-то смутило Дженевру сильнее, чем положение, в котором она оказалась; чем пальцы, перебирающие и перебирающие ее волосы.
– А вы?
– спросила Дженевра, не успев прикусить язык.
– Что вам нравится?
– Мне, синьора, нравятся ваши волосы, - хмыкнул Ланти, последний раз коснулся спутанных локонов и отошел.
– Замрите.
И Дженевра повиновалась.
* * *
Волосы Дженевры имели цвет карамели, перемешанной с крупицами
Он взялся за кисть.
– Синьор… - голос Дженевры прозвучал неуверенно из-за неудобного положения, а может, и еще по какой причине.
– Синьор… вы собираетесь… ко-консумировать брак?
– Сейчас?
На щеках девушки вспыхнул румянец. Странная она была, неиспорченная. На его прикосновения и похабные намеки реагировала прелестным смущением. Она была прекрасна, и Альдо пришло в голову, что он знает немало поз, которые на этом столе доставили бы удовольствия им обоим. Пальцы крепче сжали кисть.
– Вы понимаете, синьор, о чем я, - насупилась Дженевра.
– Чего вам не хватает, синьора? Вы в этом доме хозяйка. Я нашел вам служанку.
– Шлюху, - мрачно сказала Дженевра.
– Вы взяли ее, чтобы развлекаться?
– Спасибо за совет, - хмыкнул Альдо.
– Непременно воспользуюсь. У вас есть все, синьора, вы можете тратить мои деньги, и ничего мне не должны. Вам завидуют многие сидонские матроны.
– Вы проспорили?
Это прозвучало печально, тоном, полным при этом обреченной убежденности. Альдо опустил кисть и замер, разглядывая ее.
– Вы проспорили и потому женились на мне?
– спросила Дженевра. Взгляд ее снизу вверх, из уязвимого, неудобного положения был напряжен.
– Из-за этого вы, маг, вынуждены были взять меня, лишенную силы? Я понимаю, синьор, почему вы не хотите меня…
Кисть выпала и откатилась под табурет. Альдо сделал два шага, склонился, взяв Дженевру за подбородок, и накрыл ее губы. Он целовал девушку медленно, долго, наслаждаясь ее вкусом, а еще больше мыслью, насколько она неискушенна и невинна. Это — а еще та боль, что прозвучала в голосе, — наполнило Альдо нежностью. Никто, кроме него, не целовал эти губы, не подозревал об их податливости, мягкости, о сладости. Никому еще не кружил голову чистый запах вербены и лимонника. Она была чиста и невинна, и это было несправедливо. Просто непостижимо, что ее, такую юную, свежую, нежную и чувственную никто не хочет.
Она — женщина, которую никто не хочет.
Альдо отодвинулся. Дженевра лежала, растерянная, раскрасневшаяся, с губами, припухшими от поцелуев. С горящими глазами. В них были одновременно страх и надежда, и этому трудно было сопротивляться. Альдо сделал усилие, отошел и нагнулся, чтобы подобрать кисть.
– Идите, синьора, и развлеките себя. Мне нужно работать.
– Но… - зашелестела ткань. Должно быть, Дженевра села.
– Но, синьор…
– Я не хочу вас!
– резко сказал Альдо, и ложь далась ему неожиданно нелегко.
– Уйдите. Не досаждайте мне!