Вороны Вероники
Шрифт:
Церковь, выбранная для бракосочетания, располагалась на краю города, на Белом острове. Здесь, в непосредственной близости от старого сельского рынка, было очень людно и шумно. Сновали в толпе воришки и лоточники, стреги торговали плохо сделанными амулетами. Едва заметив Дженевру, бело-зеленые ленты в ее волосах, все начинали смеяться, улюлюкать и свистеть. Юная невеста приносит удачу. Дал бы кто-то немного удачи ей самой.
Они все шли и шли, не беря ни коляску, ни портшез, ни лодку, и Дженевра начала уставать. Никогда прежде ей не приходилось столько ходить пешком, и она, хоть и не считала себя
– Синьор, - Дженевра поймала мужа за рукав.
– Долго еще нам идти?
Альдо Ланти вырвал руку и ответил ей отрывисто и грубо:
– Скоро. Иди.
– Синьор, - робко спросила Дженевра, - я чем-то обидела вас? Или моя семья?
На этот раз ответа не последовало.
Она прошли, должно быть, половину Сидоньи, пока не достигли канала Слёз. Здесь по обе стороны возвышались огромные особняки с ажурными решетками на окнах и инкрустированными ставнями. Отец мечтал о таком доме, и его мало тревожила глупость и бесплодность подобных мечтаний. Дженевра же никогда не желала ничего подобного, но вот она — стоит перед огромной дверью, выкрашенной голубой краской, и дрожит от страха.
Синьору Ланти, которого предстояло выучиться звать «мужем», принадлежал большой трехэтажный особняк с надстройкой. Стеклянная крыша в восточной его части блестела на солнце. Дом стоял на углу, одной стороной выходя на узкий и сырой канал Слёз, а другой — на Великое озеро. Из окон наверняка видно было Дворец Света, а может, и усадьбу самого герцога Сиду, занимающую целый остров. Уличный фасад, в Сидонье как всегда совсем узкий и незначительный, выходил на площадь Масок. Обернувшись, можно было увидеть протяженное здание с лоджиями, забранными решетками. Дворец Наслаждений. Бордель. Мысль о таком соседстве заставила щеки Дженевры вспыхнуть румянцем.
Целомудрие в Сидонье считалось личным делом каждого, поэтому, наверное, добродетельных женщин здесь было больше, чем на всем побережье. О мужчинах не скажешь ничего подобного, но и они предпочитали посещать куртизанок, а не съезжать от жен к своим любовницам, как это делают нобли Роанаты и Вандомэ. И все же, Дженевре, невинной и бесхитростной, это тривиальное для Сидоньи соседство казалось чудовищным.
Ходит ли синьор Ланти к куртизанкам?
Конечно, ходит, поняла Дженевра, едва войдя в дом. Напротив двери висела картина настолько бесстыдная, что ее не повесил бы у себя даже синьор Валони, известный на весь город соблазнитель. Вернее повесил, но в спальне или в кабинете, но никак не в холле, у всех на виду. Нужно было отвести взгляд от непристойного полотна, но он словно примерз. Щеки пылали. Женщина, куртизанка — только у них на теле могут быть рисунки и даже татуировки, которым позавидует и моряк — лежит обнаженная до пояса, ниже укрытая алым шелковым покрывалом. Груди ее пышные, молочно-белые, напряженные соски подкрашены помадой. Рук не видно, они под одеялом. Женщина улыбается томно и смотрит призывно на зрителя.
– Нравится?
– спросил Ланти вкрадчиво.
Дженевра подскочила от неожиданности, наступила на шлейф и начала падать. Горячие руки подхватили ее, одна легла на спину раскрытой ладонью, вторая на затылок, сминая уложенные утром косы. Кажется, сердце перестало биться. Дженевра замерла, не дыша,
Ланти поставил ее ровно и убрал руки. Крикнул:
– Бригелла! Где тебя носит?! Проводи синьору в ее комнату!
И ушел.
* * *
По легенде вода в Ведьмином источнике была целебной, но Альдо в легенды не верил. Вода как вода. Он прополоскал кисти, убрал их в футляр и начал собираться. Рауле Басси, разглядывающий лист последние минут десять, наконец отмер и потянулся к своим карандашам.
– «Что за блажь?», как говорят почтенные синьоры из Академии. Зачем тащиться в такую даль с красками ради пары кроликов?
– Видел «Искупительную жертву» Аломана?
– поинтересовался Альдо у своего друга.
Тот кивнул и пожал плечами. О картинах роанатца он был невысокого мнения, да и вообще под сомнение ставил существование у них пристойной живописи. Да и есть ли она вообще где-то за пределами прекрасной Сидоньи?
– Несчастный козел издох на третий день, - Альдо скормил разомлевшему кролику капустный лист.
– Привели следующего, и следующего, и следующего. Великовата цена для картины, которую продали за три сотни серебряников.
– Зажарим их на ужин?
– Басси утратил интерес к теме, теперь его волновали жирные кролики.
Альдо хлопнул в ладони, животные подскочили и скрылись в траве. Басси досадливо поморщился и съязвил:
– Ах, да. Ты же ешь только рыбу. Это потому, что с ней не о чем поговорить?
– Я люблю рыбу.
Они с Рауле знали друг друга целую вечность, были оба подростками, когда очутились в мастерской синьора Фронутти. Прославленный мастер был прижимист, а юные его ученики прожорливы и шкодливы. Они быстро научились, что вместе легче, чем порознь; дружба родилась из выгоды и длилась уже больше двадцати лет. И в этой дружбе не было места зависти и обидам.
Пообедали в итоге хлебом и сыром, глядя, как разгорается над заливом закат. Жарко заспорили, какие следует взять пигменты, чтобы запечатлеть это сочное буйство красок. Будь с ними третий их приятель, Базиле Мондо, и спор наверняка перерос бы в драку. Но Базиле стало тесно с Ланти и Басси в одном городе, и он отправился к вандомэсскому двору. Сидонские живописцы везде в чести.
– Альдо, - проговорил Рауле, когда спор утих, сойдя на нет.
– Что может хотеть стрега?
– Твою душу.
– Я имел в виду — в подарок?
Альдо посмотрел на друга, и сердце кольнула тревога.
– Стрега, Рауле?
– Почтенная дама, - зачем-то принялся уверять его Басси.
– У нее чайная лавка в южной части, у порта. Ее чай с травами и пряностями излечил мою простуду и хандру этой зимой. Она красива.
– Стреги всегда красивы.
Нет, красивы девушки из Дворца Наслаждений. Красива юная Дженевра, что ждет его дома. Стреги… в них нечто большее, нечто первозданное. Невольно на ум приходят старинные баллады, в которых Любовь, Мир и Сила, совокупляясь, порождают пленительных демонов. Говорят, стреги по ночам превращаются в туман, проникают в спальни и вытягивают кровь из женщин и семя из мужчин. Говорят, стрега мале, их проклятье невозможно снять.