Воронья дорога
Шрифт:
– Вернемся в охотничий домик,– сказал я.– Рори признался Фергюсу, что случайно поджег сарай в поместье, когда был мальчишкой. Думаю, если Рори и рассказывал еще кому об этом, то лишь моему папе, а тот считал, никто больше не знает. Так что, когда спичечные обложки стали приходить с разных краев света, папа решил, что это тайные знаки от Рори.
Эшли помолчала, потом вздохнула:
– Ну и буйная же фантазия у вашего семейства.
– Ага,– кивнул я.– Боюсь, что так.
Мы благополучно вписались в пологий поворот у Глен-Кинглас – тот самый поворот, где в прошлом году Верити едва не
– И что подозревал Рори?
– Мокруху. Убийство его сестры.
Эшли снова умолкла на порядочное время. Наконец произнесла:
– Ты тоже думаешь, что Фергюс убил твою тетю Фиону?
– Угадала,– кивнул я.
– К моменту аварии она была уже мертва?
– Гм… об этом я не подумал.—Я снял ногу с педали акселератора и глянул в зеркальце: никто за нами не едет, и впереди никого.– Нет, я думаю, Рори написал верно: к моменту аварии она была жива. Я предполагаю кое-что другое.
– Что? – спросила Эш.
Мы приближались к крутому повороту. Краем глаза я заметил, что Эш смотрит на меня. Я перешел на вторую передачу: пускай машина сбросит скорость. Потом правой рукой вдавил кнопку на замке ремня Эшли и резко ударил ногой по педали тормоза. «Гольф» заскользил по дороге на заблокированных колесах. Я услышал, как Эшли что-то выкрикнула, выставила руки перед собой, ее качнуло вперед, сильнее, чем входило в мои намерения, бац! – грудью о приборную панель. Только взлетели светлые кудри. Она ударилась лбом в стекло.
Машина тряско остановилась. Я смотрел в ужасе. Эш откинулась на спинку сиденья, потерла лоб. Другую руку прижимала к ребрам под грудью. Люто зыркнула на меня:
– Прентис, как это следует понимать… мать твою так?!
– О господи! – вскинул я ладонь ко рту.– Ты цела?
Я поглядел в зеркало и приложил к губам вторую руку:
– Я не хотел тебе сделать больно.
– Так ведь сделал, мудак!
Она глядела на отстегнутый ремень безопасности, я глядел на нее. Спина вжималась в правую переднюю дверцу, сердце ухало. Эшли постучала себя по лбу, осмотрела пальцы, показала мне зубы и села в кресле, как полагается, снова застегнув ремень. Поводила плечами, выпятила грудь, сказала, кривясь перед темным лобовым стеклом, за которым в свете фар расстелилось серое дорожное полотно:
– Прентис, ты круглый дурак. Из-за тебя я, может, больше никогда не смогу румбу танцевать.– Она глянула на меня, затем показала вперед: – Поехали!
– Эшли, прости.—Я воткнул передачу и отпустил сцепление.
Эшли терла грудь и рассматривала лоб в зеркальце на противосолнечном козырьке, подсвечивая фонариком.
– Кажется, необратимого ущерба нет,– заключила она, погасив фонарик и подняв противосолнечный козырек.
– Правда, я не думал…—Я поочередно вытер вспотевшие руки о штанины.– Я просто хотел…
– Хватит,– сказала Эш.– В суд не подам, черт с тобой.
– Но я правда…
– Ты решил,– перебила Эш,– что твой дядя Фергюс убил жену, съехав с дороги и за миг до столкновения отстегнув ремень.
Я глубоко вздохнул: –Да.
– Не притормозишь? – спросила Эш.
– Зачем? – сказал я, тормозя. Мы и так не слишком быстро ехали.
И тут я сообразил.
– А, ну да.– На душе стало еще гаже.– Еще и место выбрать ухитрился…
Эшли молчала, пока «гольф» тащился мимо длинной автостоянки на Ковал-роуд, где погиб Даррен Уотт.
– Блин,– сказал я спутнице.– Теперь я тебе должен кучу изви…
– Забудь,– велела Эш.– Поехали домой. Вдали справа от нас появились огни Инверэри, разбросанные вдоль темных вод Лох-Шира. Эшли заговорила, когда мы огибали Строун-Пойнт:
– Довольно рискованный способ угробить женушку, ты не находишь?
– Зато алиби убедительное. И может быть… не смейся,– покосился я на Эш,– может быть, это идеальное преступление.
Эш с сомнением посмотрела на меня:
– Прентис, да ты это всерьез ли?
– Всерьез. Он треснулся башкой, не помнит, как проехали последние мили. Даже предлагал, чтобы его допросили под гипнозом, но следствие не сочло необходимым. Утрата кратковременной памяти, сечешь? Да если он это сделал в аффекте, если бы решение убить жену созрело в самый последний момент, то он мог и не помнить о своем намерении. По словам Фергюса, он ни секунды не сомневался, что Фиона пристегнута. Мы с ним разговаривали вскоре после аварии, я был в той же больнице, у меня аппендицит вырезали. Представляешь, никто, даже он сам, не знает, как было на самом деле, Действовал без предварительного умысла, в ситуации аффекта, о чем сразу после преступления запамятовал напрочь. «Без ум в ид али». В том смысле, что это, возможно, идеальное алиби. Рискованно, но если сработает, то «фгдок» – фиг кто чего докажет.
Мы остановились перед узорным горбатым мостом – через него шла дорога на Арай. Я сидел и смотрел на красный огонь светофора. Впереди лежал Инверэри, протянувшийся берегом маленькой бухты; белые дома сияли в натриевых сумерках уличных фонарей.
– Если он не помнит, что убил жену,– сказала Эш, снова опуская противосолнечный козырек и изучая лоб в свете фар встречных машин,– то почему он убивает Рори?
Я пожал плечами:
– Возможно, он знал, что сделал. Но если и не знал, то мог бы догадаться. Испугался, что Рори опубликует версию, слишком близкую к правде, а может, Рори грозился рассказать людям про свою догадку, и для начала – полицейским. Может, оба убийства не были предумышленными. Может, Фергюс просто оба раза срывался. Не знаю.
– Гм…– С минуту Эшли просидела как будто в задумчивости, потом покачала головой. Зажегся зеленый свет, и мы переехали через мост.
– Если я прав,– сказал я,– то Фергюс мог подумывать насчет убийства жены задолго до того, как его совершил. Может, он и решился по-настоящему именно в то время и в том месте, на ночной дороге. Но ему и раньше мысли наверняка в голову приходили. Повторюсь: пускай он не уверен в том, что сделал это, но все равно знает, что мог это сделать. Прежде чем какой-то случайный толчок заставит тебя сделать что-то серьезное, ты ведь не раз и не два серьезно об этом подумаешь, верно?