Воронья дорога
Шрифт:
– Ага,– пробормотал Льюис– Жалко, что папа умер. Пристроил бы нас в национальную гвардию. Кстати, что у нас вместо национальной гвардии?
– Дорожная полиция? – предположил я. Льюис хохотнул.
– Ты правда не пойдешь? – повернулась ко мне Хелен, вопросительно подняв бровь.
– Если хорошо попросят, могу им кровь послать,– ответил я.– В канистре из-под бензина.
– А что, если телескопом попользоваться? – сказала вдруг Верити, кивая вправо, на белый купол.—
Вместо бинокля.– Она посмотрела на каждого из нас по очереди.
– Нет,– ответила Хелен.
– Слишком узкий сектор обзора,– ответил Льюис.
– И вверх тормашками.– добавил я.
Верити снова глянула на обсерваторию. Теперь на ее лице была улыбка.
– А помните ту ночь, когда мы в куполе встретились? – посмотрела она на Льюиса.– Еще детьми. И не виделись с тех пор…
Мой брат отдал бинокль Хелен, та держала его одной рукой, ремешок болтался. Льюис обнял жену:
– Конечно помню,– и поцеловал ее в нос; она уткнулась лицом в его пальто.
Я отвернулся. Скорей бы за руль – и в аэропорт. Может, с запасом в полчасика выехать, вдруг задержусь где-нибудь? Аэропорт еще не достроили – наверняка будет проблема с парковкой, сегодня многие прилетают-улетают. Решено: выеду пораньше, так будет спокойнее. Последнее время я ездил медленнее и осторожнее, чем раньше. Мама, правда, все равно волновалась, но зато я мог успокаивать ее с чистой совестью. Я вздохнул, пакет на груди снова прогнулся. Черт, ведь глупо же, надо прочитать. Ладно, вернусь домой, сяду за стол в кабинете – и тогда уж точно вскрою.
– Как там сейчас, Хел, в стране самых надежных банков?
– Как всегда – народ отрывается по полной программе,– ответила Хелен.
Они завели речь о Цюрихе и Лондоне, а я уселся позади них на скате крытой шифером крыши. Вынул из-за пазухи пакет и осторожно вскрыл. Верити оглянулась на меня, улыбнулась и тут же повернулась к Хелен и Льюису, они шутили, что-то насчет «Хард-рок-кафе». Одеревеневшими вмиг пальцами я переворачивал белые листы компьютерной распечатки. Что это? Какая-то тарабарщина. Может, материалы, которые дядя готовил для телевидения – помнится, хотел устроиться ведущим программы кинопутешествий. Ничего существенного, ничего разоблачающего.
Первый лист оказался письмом от любезного доктора Гонзо. Намудрив с терминами и аббревиатурами, он поведал о том, как расшифровал присланную мною двоичную кашу, превратив ее в то, что я держу в руках. Судя по манере письма, парень он был неплохой, но я уделил его стилистическим изыскам лишь малость внимания. И перешел к отпечатанным на лазерном принтере через один интервал дядиным текстам.
Они занимали страниц пятьдесят—шестьдесят. На первых двух десятках оказались узнаваемые фрагменты: статьи, стихи, безымянная пьеса – Рори, очевидно, решил ее раздербанить для концовки «Вороньей дороги». Потом шли три отрывка прозой.
Я оглянулся: Хелен и Верити по-прежнему беседовали, Льюис смотрел в бинокль на Галланах. Как только я возобновил чтение, во рту пересохло. Я пробежал взглядом каждый отрывок. Глаза полезли из орбит, руки затряслись. Голоса, холодный декабрьский воздух и не менее холодный шифер под задницей вдруг оказались в миллионе миль от меня.
– А знаешь, где были зачаты близняшки?
– Без понятия,– ответил он и рыгнул.
– На Маккейговых руинах, блин!
– Чего? В Обане?
– Именно.
– Ну, ни хрена ж себе!
– Ничего, что я так говорю? В смысле, так – о Фионе?
– Ничего, ничего, ~ замахал он рукой. – Твоя жена, говори что хочешь. Впрочем, нет, это плохо, так нельзя. Я за свободу для всех женщин.
– Ну, еще бы! Чего еще ждать от Рори Макхоуна! Он же у нас бацилла коммунистической чумы.
– Л ты, Ферг,– звериный оскал капитализма.
– Хватит на уши вешать большевистскую лапшу, ты, сволочь красная. И не смей меня называть Фергом.
Вот так начинался первый отрывок. Я его дочитал и обнаружил, что у меня отпала челюсть. Перевернул страницу и изумленно уставился в следующий текст:
– Хендрхс-с… мне он никда не нрлся. Выскчка тлстгубый… Да еще и пдрила…– слхала, что поет? «Прсти, а я цлую парня…» Выр-р-дык… Тшнит прсто…
– Фергюс, заткнись.
– «Прсти, а я цлую парня…» П-пидр чрнамазый.
– Лахи, ты уж извини, что тебе это терпеть приходится.
– Да ничо, миссис Эрвилл. А вы чо, ремнем не пользуетесь?
– Нет… В коротких поездках – нет.
– Лахи? Лахи… Лахи! Лахи, извни, что так плчи-лось. Ну, с глазм… Прда, мне очень жль… Нкда ся не прщу, нкда… Дай я тя обнму…
— Мать-перемать! – прошептал я, дочитав. Оказалось, что у меня совсем замерзли руки.
Я опустил взгляд на шифер, потом глянул на купол обсерватории, он поблескивал в лучах низкого зимнего солнца.
– Прентис, ты чего? – недоуменно смотрела на меня Верити с парапета.
Я попытался улыбнуться, кивнул.
– Все отлично,– судорожно сглотнул я и принялся читать третий, последний отрывок.
Фиона с пассажирского сиденья смотрела, как навстречу из тьмы выплывают красные дорожные знаки. Ее клонило вбок – Фергюс увел «астон» с магистрали на боковую дорогу…