Воротиться нельзя влюбиться!
Шрифт:
— Это что? — спросил вдруг князь, но я на него даже головы не повернула. В ступоре сидела и смотрела, как из пореза вытекает моя настоящая кровь, тёплая и алая. — Покажи. Да что ты, в самом деле, не резалась, что ли, никогда?
Он принёс мерцающую баночку и бинт, потом наложил остро пахнущую полынью и шалфеем субстанцию мне на руку и затянул плотной повязкой. Боль немного отступила, теперь она стала не резкой, а саднящей.
— Это всё взаправду… — тихо прошептала я. — Это не понарошку… Это настоящее…
— А ты думала, что если реальность вторична, то нельзя в ней погибнуть или
— Что за пророчество? — тихо спросила я. — Расскажите, пожалуйста. Я почти домыла. Там немного осталось. И буфетподнять. Но я одна всё равно не смогу, он же тяжёлый.
Хозяин терема вдруг щёлкнул пальцами, и буфетокутался тёмной дымкой, взмыл вверх и вернулся к стене, расколотые хрустальные дверцы со скрежещущим звоном встали на место, а вся посуда внутри задребезжала и склеилась. Секунду спустя он выглядел так, будто никогда не падал ничком.
Шок сначала оглушил меня, а потом оглох сам. Мы с ним вдвоём сидели на полу, глядя в бездонные чёрные глаза Влада и молчали.
— Вещий Гамаюн напророчил, что навомирянка Марина отдаст жизнь за Явомирье и тем вернёт ему волшбу. Алконост разнёс вести, а Сирин напела их мне. Но я думаю, что пророчество не про тебя, ты же не Марина, а Маруся. Да ещё и ведьма. Про ведьму ничего сказано не было.
Хорошо, что я уже сидела, иначе ноги бы подкосились.
Неужели это всё взаправду? Настоящее пророчество, из-за которого я по-настоящему умру?
Вот только говорить князю, что я Марина, было глупо. Ну уж нет. Просто смотрела в невозможно-чёрные глаза и замирала под их взглядом.
— Звучит так, что жизнь за Явомирье нужно отдать добровольно. А это точно не ко мне, — хрипло ответила я. — Как-то мне тут у вас не настолько сильно понравилось.
— Если пророчество о тебе, то никуда ты не денешься.
— А по временным рамкам есть какая-то конкретика? Может, оно того… лет через сто исполнится?
— Может, конечно, — согласился князь, хотя по тону чувствовалось, что в такой исход он не верит примерно нисколько.
— Я не хочу умирать, — твёрдо сказала я, с вызовом глядя на него.
— Никто не хочет, но всем приходится, — хмыкнул Кощеевич. — Таковы правила жизни.
— А как же вы? Вы же бессмертный? И отец ваш?
— Отца убил Иван-царевич. А я — обычный смертный.
Князь смотрел на меня с некой долей сочувствия, но в чёрных глазах всё равно больше было равнодушного холода.
— Знаете что? Это клише какое-то! Почему если есть мир, то его обязательно надо спасать? И почему это спасение обязательно должно ложиться на плечи какой-то сопливой иномирянки? У вас что, службы какой-нибудь мироспасательной нет? Или богатырей хотя бы?
— Богатыри есть. Но с пророчеством спорить бесполезно. Ему до твоих аргументов и возмущений дела нет.
Ну разумеется, а кому до меня вообще дело есть?
— И сколько вы будете меня в плену держать?..
— Пока пророчество не исполнится, — невозмутимо ответил князь. — Я такие вещи на самотёк пускать не собираюсь.
— Так ведь если есть пророчество, то никуда я не денусь. Сами же сказали… — тихо возразила я.
— Одно другому не противоречит. Пророчество исполнится, а я прослежу, только и всего. Не сможет наш мир без ворожбы, Маруся. Нужна она. Поэтому каналы связи между мирами нужно перекрыть любой ценой.
— Что я вам, пробка какая-то, чтоб дырки мною затыкать? — мой голос стал сердитым. — Сами-то вы что-то не особо себя в жертву принести торопитесь!
Князь хмыкнул.
— Если б мог, давно бы это сделал. Всё равно ни толку, ни смысла нет никакого и ни в чём.
Прозвучало это как-то… совсем страшно. Внутри всё сжалось даже не от самих слов, а от тона и выражения лица, с которыми они были произнесены. Ну не должен живой человек так говорить.
— Почему вы назвали эту реальность вторичной? Что это значит?
Возможно, вопрос был неуместен, но сейчас, когда мы сидели на полу лицом к лицу, мне казалось, что я не только слышу ответы князя, но и чувствую их душой. И ещё казалось, будто его откровенность легко спугнуть, а другая случится нескоро, если вообще случится.
— У меня недостаточно данных и возможностей, чтобы полноценно изучать этот вопрос. Волшбы в мире слишком мало, раньше мы могли в Навомирье легко ходить, а теперь это стало сложно. Я запретил такие переходы, потому что гарантий возвращения больше нет. Разве что Деду Морозу это удаётся, да и то лишь раз в год. Реальности, Маруся, они… возникают. В теории дело обстоит так: когда-то была реальность изначальная, и от неё ответвились другие. Сейчас я не могу с уверенностью утверждать, изначально ли Навомирье или нет, но по отношению к Явомирью оно первично. Когда-то Явомирье возникло в воображении людей и было подкреплено такой сильной верой, что за несколько веков сформировалась новая реальность. Это долгий процесс. Сначала новосформированная реальность полностью зависит от материнской. Она питается верой. А потом происходит интересное. В новой реальности начинают рождаться звери, люди и существа, для которых она — основная и единственная. Они в неё верят. Для них происходящее вокруг — настоящее, и сомнений на этот счёт не возникает. А дальше новый мир может существовать за счёт веры своих обитателей, подпитка от материнской, первичной реальности уже не нужна.
Я смотрела на князя, широко распахнув глаза. Не такие речи ожидаешь услышать от сказочного персонажа.
— Так в чём же проблема теперь? Если подпитка не нужна…
— В том, что наши реальности ещё связаны. И если раньше ваш мир питал наш верой, то сейчас наш мир питает ваш волшебством. Но, видимо, наш мир слишком мал, поэтому он быстро истощается. Связь необходимо обрубить, каналы между мирами — закрыть.
— И тогда в нашем мире исчезнут чудеса?
— А разве это принципиально изменит ваш мир? Разве они вам нужны? Вы всё заменили технологиями. Вам больше не нужны ни зелья, ни диковины. Вместо них вы создали лекарства и аппараты. Вам не нужны ковры-самолёты, вместо них вы придумали стальных птиц, что сами летают в воздухе.