Воровка
Шрифт:
— А, ты вспомнила…
Я кивнула.
— Знаешь, здесь многие браконьеры в перерывах между работой помогают следить за добычей полириния, потому характер большинства мне знаком, но этот человек до сих пор остается для меня загадкой. Непонятно, что ему нужно, о чём он думает, что чувствует… Мне даже неизвестно его имя. Поэтому донесу лишь факты. Он невероятно силён и ловок, не боится рисковать, а его отличительной чертой является множество шрамов по всему телу — видно, что он успел многое испытать и через многое пройти. И его, кстати, очень уважает Патрик.
— Да, я обратила внимание. Только это больше похоже на страх…
Шариала пожала плечами.
— А он так же уродлив, как Патрик? — Полюбопытствовала я.
Моя собеседника недовольно сверкнула глазами:
— Нет. На лицо он совсем неплох, можешь не беспокоиться, да и фигура у него стоящая. У него всего лишь слегка изувечено тело, но я не уверена, что он заинтересовался тобой как мужчина, так что можешь об этом забыть.
— Я спросила совсем не за этим! — Вспыхнув, возмутилась я.
— А зачем?
— Чтобы морально приготовился к тому, что меня ждёт.
— Тут я тебе не помощник. Можешь обратиться к Нариадне, но сомневаюсь, что она ответит иначе.
— Потому что я не преклонилась перед её опытом и отказалась идти по её стопам?..
— Потому что раньше он никогда не интересовался рабынями. Ты будешь первой.
Я непонимающе уставилась на Шариалу:
— То есть как «не интересовался»? Совсем?
— Совсем. — Кивнула она. — Нет, он периодически принимает участие в охране: следит, наказывает, но всегда без фанатизма, как будто для него это всё рутина, обязанность и ничего больше.
— А рабами?
— Не знаю.
Дело принимало неприятный оборот.
— Он употребляет полириний?
— Мне кажется нет. Для него он слишком спокойно себя ведёт.
Я похолодела. Значит, он будет делать всё с холодным разумом и исключительно по расчёту.
— Правда, ходят слухи, что если не просто дышать этой пылью, а предварительно подвергнуть наркотик какой-нибудь простейшей термической обработке — сварить или сжечь, — то он вызывает меньше агрессии. Может люди не лгут, возможно охранники так и делают, но совсем уйти от агрессии у них всё равно не получается, так что…
— Мне конец. — Обречённо резюмировала я.
— Необязательно. Патрик тоже не увлекается полиринием, а от него пока все возвращались живыми… — Шариала покосилась в сторону группы Нариадны. — …хотя и не всегда здоровыми.
Я тоже посмотрела на бедную девушку, что выбрал себе для развлечения главный браконьер. Всё её тело было в синяках, губы разбиты, на руках и ногах остались следы от веревок… И она точно так же, как те, кому выпала доля работать внизу, недвижимо лежала на своём месте. Если это у Патрика называлось «развлечением», то мне было страшно даже представить, что же он приготовил для наказания. У него должна быть пыточная похлеще инквизиторской…
От раздумий меня отвлекла вереница надсмотрщиков, с мешками за спиной промаршировавших мимо.
— Что это они делают? — Спросила я, кивнув в их сторону.
— Тащат добычу. — Невозмутимо ответила Шариала.
— Не видела, чтобы они входили в шахту…
— И не увидишь. Они заходят со стороны мужского барака, собирают весь полириний в мешки и выносят тут, чтобы не мешать друг другу.
— А почему они не используют технику? Так им не пришлось бы спускаться вниз, напрягаться и дышать этой пылью…
Моя соседка рассмеялась:
— А ты не думала, что здесь вообще было бы проще механизировать весь процесс добычи? Да и браконьерство поставить на поток.
— Верно! Зачем тогда такая морока? Кому-то нравится мучить людей?
— Не без этого, конечно, но основная причина совсем другая и гораздо банальнее. Нельзя.
— Нельзя использовать технику?
— Да, ничего крупного и ничего образующего обширную сеть. Внизу нет даже камер, именно потому результат работы проверяется постфактум лично охраной и в случае малейших подозрений наказывается весь ярус, включая женщин.
— Но почему нельзя-то?
— Потому что на орбите полно спутников, непрерывно сканирующих поверхность. Если они засекут какое-то подозрительное излучение, бизнесу настанет конец. — Шариала криво усмехнулась. — Как ты понимаешь, кроме нас это никому не выгодно.
— А как же корабли? Люди? Строения? Если спутники ведут наблюдение, то они не могут не заметить крупные рукотворные объекты и постоянное шебуршание вокруг них!
— Да нечего им тут замечать. Все помещения здесь подземные, электроникой не оборудованы… Даже свет у нас — и тот естественный, от корней местных пальм. Люди почти всё время проводят под землёй, стараясь не выходить на поверхность без причины. Ну а на случай приезда гостей существует специально замаскированное посадочное место в гуще джунглей.
Да, его я прекрасно помнила…
— Так, а как же происходит связь с внешним миром? Ни за что не поверю, что она отсутствует.
— Чего не знаю — того не знаю, врать не буду. Однако предполагаю, что и тут они как-то выкрутились. Может, волны какие особые используют, а может короткие сообщения посылают или шифруются в качестве научного оборудования… Методы разные бывают.
— Хорошо, допустим. Но куда браконьеры девают свои корабли? Тоже прячут? Или зарывают в землю? Может быть в одной из шахт существует особый гараж?..
— Нет, ничего подобного конечно нет. Зачем им лишний раз заморачиваться?
— Тогда как?..
— Как говорится, «нет предмета — нет проблем».
— То есть?.. Не понимаю.
Моя собеседница смерила меня долгим оценивающим взглядом:
— Никаких кораблей нет.
— Быть не может! Никто не согласится быть запертым на закрытой планете!
— За хорошие деньги? Почему бы и нет.
— Ладно, хорошо… — С каждым следующим вопросом моя голова работала всё лучше — видимо, активная мозговая деятельность способствовала выведению полириния из организма. — А момент приземления и взлёта? Тут никак не прикрыться.