Воровка
Шрифт:
– Ничего, любовь моя. Возьмем тележку?
Она подошла к рядам и потянула за ручку одну из тележек, и потом они вместе зашли в магазин, в котором был настолько большой ассортимент, что он на мгновение был потрясен увиденным. Тот факт, что интерьер супермаркета был освещен ярко, как поверхность Солнца, нисколько не помогал. А еще у него случился инсульт глаза при виде бесчисленного количества рядов, заполненных красочными этикетками, логотипами и товарами.
– Только не говори, что ты впервые в супермаркете, – сказала Марисоль. – Ты будто
– Это… в какой–то степени ошеломляет.
– Хочешь, начнем с овощей? – Он не сдвинулся с места, и Марисоль тихо засмеялась. – Перефразирую. Пошли, начнем с овощей. Следуй за мной.
Эссейл пошел за ней по пятам, мимо цветочной витрины с букетами, упакованными в целлофан. Он взял два букета с белыми розами.
– Она будет в восторге от них, – прошептала Марисоль.
– Один для тебя.
Положив цветы в корзину, он поцеловал Марисоль, а потом они вошли в зону с овощными и фруктовыми витринами.
Когда она остановилась посреди отдела и выжидающе посмотрела на него, Эссейл осознал, что сейчас ему придется принимать решения… и попытался вспомнить рецепты блюд из Старого Света.
Наверное, ему стоило подумать об этом заранее.
Но он же вспомнит что–нибудь. Какое–нибудь… блюдо, суп, мясо.
Как выяснилось, Эссейлу пришлось тщательно покопаться в памяти. Углубиться в детские воспоминания, когда он жил в замке… там была кухня, отдельно стоящая от основной обеденной зоны в целях пожарной безопасности, и он помнил, когда был маленьким и мог целыми часами сидеть за неотесанным дубовым столом, наблюдая, как доджены превращают туши животных, овощи и крупы в готовые блюда.
– Репа. Лук. Картофель. Морковь, – перечислял он.
Словно прорвало плотину, его разум выдавал блюда, которые он бы хотел приготовить, и Эссейл осознавал чувство гордости, с которым он взял руководство процессом на себя, перебирая пластиковые упаковки… а потом он повел свою женщину и тележку к мясному прилавку и выбрал ягненка.
После они направились в молочную секцию, и он помедлил, решая, сколько сливок ему нужно…
– Мой отец был преступником, – сказала Марисоль тихим, напряженным голосом.
Эссейл мгновенно застыл, а потом посмотрел на нее.
– Я шокировала тебя? – спросила она напряженно. – Это правда. Он умер в тюрьме при странных обстоятельствах, я так и не смогла докопаться до истины. Драка. Или рак. Но я почему–то уверена, что его убили, хотя бабушке я никогда не озвучивала свои домыслы.
Эссейл моргнул.
– Мне жаль.
У него сжалось сердце от того, как она пожала плечами и обняла себя руками.
– Так я попала в… ну, в этот бизнес. Он научил меня воровать. Как проникать в дома. Действовать так, чтобы не поймали. И, знаешь, ничего плохого в преемственности поколений нет, если можно так выразиться. Но он руководствовался не традициями. Он понял, что кто–то с милой и обаятельной мордашкой может стать выдающимся вором… и тогда у него будет больше товара для продажи, а с вырученных денег он
Она резко перевела взгляд на витрину с яйцами.
– Мы отклонились от темы. Вовэ предпочитает коричневые.
Марисоль подошла к полкам и, открыв картонные крышки на двух коробках, проверила целостность содержимого. Потом продолжила:
– Я преуспела в воровстве, потому что хотела, чтобы он мной гордился. Совсем неадекватно? Стремиться к моральной деградации, чтобы Папуля любил меня. Наверное, поэтому я сработалась с Рикардо Бенлуи. Он был старше, властный и вечно недовольный. Он стал тем, кому я пыталась угодить.
Когда ревность запустила в него свои когти, Эссейлу пришлось напомнить связанному мужчине внутри себя, что по факту он убил Бенлуи.
Забавно, но это его порадовало.
– Рикардо был похож на моего отца… только он отличался классом. И был чертовски умен. Странное сочетание. Говорят, люди умеют находить замену, людей, которые любят причинять боль, чтобы мы могли повторить прошлый опыт и снова завести отношения. Попытаться все исправить. Что я несу…
На каком–то уровне сама мысль, что они ведут настолько личный разговор в отделе с молочными продуктами и яйцами, через проход от холодильников с мороженым, казалась невероятно странной. Но он не станет прерывать Марисоль.
– А твоя мама? – спросил Эссейл.
Марисоль пожала плечами и, казалось, зависла перед проверяемыми яйцами. Но потом она продолжила – и осмотр, и рассказ:
– Она умерла, когда я была маленькой. Слава Богу, бабушка занялась моим воспитанием и всегда была рядом. – Сола склонилась над тележкой и осторожно поставила коробки с яйцами. – Поэтому я так забочусь о ней. К тому же, Боже, ей выпала ужасная доля в жизни. Он столько всего пережила.
– Как и ты.
На ее лицо вернулась улыбка, которую он так любил.
– Похоже на то.
Эссейл подошел к ней и прижал к своей груди. Посмотрев поверх ее головы, он подсознательно следил за движениями человеческих мужчины и женщины у прилавка с сырными нарезками. Оба были в джинсах и темных парках, и спорили о плюсах–минусах оранжевого или белого чеддера.
Подумав о том, что подобные споры казались ему бессмысленной тратой сил, Эссейл ощутил, что к нему вернулось чувство тревоги.
– Думаю, хватит с нас покупок, – сказал он, отстраняясь. – Пошли?
– Валим из этой дыры?
– Прошу прощения?
Она рассмеялась.
– Есть такое выражение.
Для оплаты они прошли на кассу самообслуживания и разделили работу – она доставала продукты из тележки, он – проводил штрих–код по красному лазеру ридера. При каждом удачном считывании кода оборудование издавала «бииип», и механический женский голос объявлял цену и просил его положить товар на ленту.
Каждый. Божий. Раз.
В итоге он всерьез начал задумываться о том, чтобы достать пистолет и всадить пару пуль в машину.