Воры в законе -2
Шрифт:
Анна женщина с ясным умом и обворожительными глазами, не вскипела от его необдуманной речи. Она встала с кресла и проведя руками по своим бёдрам, ответила мужу:
– Дорогой, ты же знаешь, что я люблю только тебя и ты не должен пылить даже сегодня? Неужели ты не понял, что сегодня день не для наших утех? У меня кризис наступил, – а у тебя воздержание. Глупыш, – нажала она пальцем на его нос. – И кто тебе сказал, что я собираюсь писать хронику? У меня была возможность эти рукописи опубликовать в журнале Огонёк, но я не сделала этого. У меня совсем нет желания причинять боль нашей семье и тем паче дяде Глебу, – святому человеку, который, не только помогал нам материально, но и всю свою жизнь мне по листочку рассказал. Он во весь свой рост для меня является ярко художественным фолиантом. Но очень жалко, что
После её слов Морис учащённо заморгал:
– Прости Анна? – промолвил виновато Морис, – у меня, наверное, дурная энергетика, если не понял самого близкого и родного мне человека. А дядя Глеб действительно святой человек, хотя в бога он не верит.
Морис встал с кресла и заходил по комнате с задумчивым видом. Затем встал перед женой и, положив ей свои руки на плечи, произнёс:
– Странное у меня иногда ощущение возникает в отношении его. Мне почему – то иногда приходит в голову, что он был до моего рождения знаком с моей мамой и именно он мой отец, а не Каменский Лев Григорьевич. Я это чувствую! И мне кажется, что мама скрывала от меня эту тайну. Она хотела остаться благочестивой в моих глазах. Сама посуди, Каменский был алкоголик и существовал только за счёт усилий моей мамы. Дядя Глеб выпивает, но по нему не скажешь, что он пьяный. Если ты возражаешь, то прими к сведению, что твой муж Морис обладает такими же качествами, как дядя Глеб, а не Каменский. А самое удивительное в моих догадках, что моя мама сблизилась с Глебом Афанасьевичем при первой встрече. Я его привёл тогда к нам в гости. У него был деревянный протез, похожий на огромную выдолбленную рюмку. Так мама до небес взлетела, когда увидала его. Ты бы видела, как она его встретила. Коньяк и её фирменные блюда, которые она готовила только по великим праздникам, – появились на столе, как на скатерти самобранке. У неё день рождения в этот день был, но она его никогда раньше не отмечала. Я ей цветы в тот день принёс, а она волновалась и ждала его, когда он исчез на неопределённое время из квартиры. Я для неё в этот день отошёл на второй план. Вечером я его с мамой отвёз на вокзал. И она попросила меня, чтобы генеральскую форму деда я незаметно подложил ему в купе. А через четыре месяца она вышла за него замуж.
– Ты Морис Глеба Афанасьевича знаешь меньше чем я, – выслушав мужа, сказала Анна. – У меня на диктофоне записаны все его откровения. Я бы гордилась, если бы мой муж был сыном такого мужественного человека, как Глеб Афанасьевич. Но, к сожалению, ты не его сын! А то, что ты не подвержен к алкоголизму, то поклонись своей маме за это. Это она тебя наградила своими поразительными генами. А ужас в глазах и слёзы от укуса пчелы ты унаследовал ото Льва Григорьевича. В тебе нет, ничего от Глеба Афанасьевича. Он обладает баритоном, а ты альтом, – этот мужчина, может и не апостол, но генеральская форма ему идёт.
– Может быть? – бросил Морис, – но я его ни разу не видел в ней.
– А я видела и даже сопровождала его, в обитель Горьковского кремля. Мы в то время ещё в Риге жили. Ты тогда не смог поехать со мной в Горький. Мы с Августом и Сабриной отдыхали там всё лето. Он меня лично попросил быть его референтом и сделать вылазку к первому секретарю обкома партии. Это была авантюра чистейшей воды. Но она меня так захлестнула и я была очень рада, что принимала участие в ней. Он заказал не такси, а частника с новой Волгой. Мы въехали без препятствий на территорию кремля. Ему все отдавали честь. Прихрамывающий генерал со звездой героя Советского Союза, обладающий волшебным голосом и молодая референт впечатляла попадающую на пути милицию. Они, к моему удивлению, даже ни разу документы его не проверили. Мы с ним поднялись по ковровым дорожкам на второй этаж в приёмную, но, к сожалению первого секретаря не было. Как сейчас, помню, фамилия второго секретаря была Стельмах. Этот Стельмах с одутловатыми щеками и очками в золотой оправе, был немного напуган. Впечатление у меня тогда создалось такое, что не он нас великодушно принимал. А на самом деле мы нанесли угрожающий официальный визит в коммунистическую цитадель.
Глеб Афанасьевич, представился генералом Березиным, и бросил ему чёрную папку на стол.
«Что это такое?» – спросил Стельмах.
«Это сплошная грязь на Советского разведчика, который за свои подвиги неоднократно отмечен правительственными наградами. И состряпана эта грязь нечестным милиционером. Я в вашем городе проездом оказался, поэтому прошу, чтобы этого негодяя, – хозяина папки, немедленно уволили из органов за подтасовку фактов».
Тон у Глеба Афанасьевича был металлический и грозный. Ни одна нервная струна не лопнула, когда он разговаривал со Стельмахом. Зато у второго секретаря потёк пот по щекам. А через два дня какого – то Иванова – Фаню уволили из милиции.
– Так ты участницей была мошеннических действий, прикрываясь с дядей Глебом фамилией моего родного деда? – шутливо погрозил ей пальцем Морис.
– Не совсем так, – сказала Анна, – я помогла Глебу Афанасьевичу избавиться от человека, который мешал ему жить. И всего-то! И скажу тебе больше, что твоя мама знала о нашем походе. И готова была при провале нашего визита подключить своего важного родственника, – деда Вадима Важенина. Но это не понадобилось. Колоритная фигура и властный голос Глеба Афанасьевича сделали такой штопор, что Стельмаху переодетый в хромого генерала дядя будет являться долго в своих снах. Такие вещи не забываются! Одно мне жалко, что Пифагор, который мне подарил дядя Глеб, оказался подделкой. А так бы мы с тобой могли за него хорошие деньги взять. Он изготовлен из дерева и покрашен финской металлической краской, а не оригинал, – вырезанный из кости кашалота. Но известный коллекционер Гюнтер Фойт знает, что это подделка и всё равно готов за него выложить крупную сумму в долларах.
– Странно, – прикрыл глаза Морис, – дед мой подделок не держал в доме и мне кажется Пифагор у нас именно тот, который я взял у деда?
– Нет, мой дорогой, – возразила Анна, – философ этот не тот и в следующую поездку в Россию я с дядей Глебом обязательно поговорю на эту тему.
Ольга пришла на следующий день, как и обещала, предварительно известив Марту по телефону о своём визите. Всё в тех же галифе из крокодиловой кожи, заправленные в сапожки, в полумягком бирюзового цвета джемпере из-под которого выглядывал воротник красной блузки, она смело проследовала в зал. Они обнялись как закадычные подруги и сели за журнальный расписанный под хохлому столик, где стояла бутылка Краснодарского вина, фрукты и заливное из телячьего языка.
Марта неприхотливо вела с ней разговор, словно водя её по лабиринту, где выхода от сексуальных утех нет. Основной акцент она, конечно, ставила на обязательном зачатии.
На Марте была накинута шотландская клетчатая накидка, чем – то напоминающая плед. При разговоре она нервно теребила её пальцами, будто хочет её скинуть с себя. Марта периодически подливала ей в бокал вино и всматривалась в лицо Ольги. Она пыталась понять, готова гостья к соитию со здоровым донором или пока скромно ещё стоит у порога нравственности, не решаясь его переступить. Вела Ольга себя смело, но как только Марта делала ей намёк на контакт с мужчиной, уклонялась от продолжения разговора:
«Либо она не слушает меня, либо боится первого греха?» – подумала Марта, и её пальцы вновь коснулись накидки.
– Да сбрось ты её с себя? – заметила Ольга её нервозность. – В квартире у тебя не холодно, а твои уроки я ещё вчера одобрила. В общем, я созрела к неверности, – засмеялась она, чем обрадовала Марту.
– Мужчину – донора надо выбирать по упругим ягодицам, потому что они обеспечивают большую выносливость при половом акте и позволяют осуществлять сильный прямой выпад, что увеличивает шансы на оплодотворение! – наставляла Марта Ольгу.
– Что же мне зимой в бассейн идти знакомится с такими донорами? – расстроено протянула Ольга. – Я и плавать к своему стыду не могу.
Марта сняла с себя накидку и бросила её на диван.
Затем встала с кресла и достала из дамской сумочки четыре фотографии:
– Выбирай любого, на свой вкус? – протянула она Ольге фото. – Это настоящие жеребцы! И чем они удобны? Не мы им платим золотом, а они нам! А почему спрашивается? – да потому что ты не должна их посвящать в свою святую цель быть мамой. Понятно в чём прелесть от таких доноров?