Восемь часов
Шрифт:
Мне предстояло доделать корпус контроллера, и я с большим энтузиазмом сверлил на станке переднюю панель, печатал на лазерном принтере наклейку, ламинировал ее, потом все это дело собирал.
Совершенно незаметно наступило время обеда. Вместе с программером мы решили отправиться в столовую, которая находилась в 10 минутах ходьбы. Несмотря на то, что несколькими годами раньше я уже бывал в этой столовой, обстановку здесь было не узнать.
Кухня, отделенная плотными шторами, совершенно не была видна, а зал столовой напоминал ресторан. Отсутствие знатного происхождения выдавали лишь обедающие, которые трапезничали, не снимая тарелок с подносов, а потом на этих же подносах уносили грязные тарелки на мойку. Сквозь амбразуру их хватали мойщицы в грязных белых халатах, весившие
Там, где в столовых обычно находится раздача, стоял стол, на котором девушки расставляли подносы и комплектовали их заказываемыми блюдами. Стоя в очереди, нужно было быстренько придумать свой заказ, постоянно косясь на листок бумаги с надписью «Меню», висевший на стене в начале очереди. Затем по памяти назвать заказ, который тут же с раздачи, спрятанной в закутке, девушки шлепали на тарелки и ставили на поднос.
Совершенно негармоничными во всем этом процессе были идиотские улыбки девушек, по- видимому, выполнявших соответствующее распоряжение менеджера. Выражение их лиц явно не соответствовало их внутреннему состоянию, меня не покидало чувство, что надо мной открыто издеваются. Стоимость обеда меня шокировала – около 5 долларов. Данная точка общественного питания была нами вычеркнута навсегда.
После обеда и чашки растворимого кофе работа уже не могла двигаться с теми же темпами. Организм требовал покоя, нужна была сидячая работа. Я взял пустую плату передней панели контроллера и спаял ее, несмотря на то, что была и уже спаянная панель.
Но ведь нужно было себя чем-то занять, не прибегая к активным действиям! На плату установил микроконтроллер ATmega64, ЖК–индикатор 2х16 символов, энкодер и три кнопки, не считая всякой мелочевки. Очень захотелось, чтобы плата «ожила». Быстренько слепил в IAR новый проект, надергав модулей из других проектов. Через минут 15 плата уже пикала и писала на индикаторе, что она, дескать, генератор прямоугольных импульсов. Я улыбнулся, наблюдая эту манию величия, и начал собираться домой. Ровно в 18:00 я выключил компьютер и перешагнул порог комнаты. Про утреннее опоздание никто не знал, а значит, его не было.
Вторник, 8 июля 2008 года
Скорректировав время выхода из дома, я пришел на работу на 10 секунд раньше положенного по часам заместителя директора. Электромеханические часы на стене над дверью опять нагло показывали опоздание. Но часы, висевшие на стене, находятся по рангу ниже часов, висящих на руке у зама. Поэтому они показывают менее правильное время. Есть еще самодельные электронные часы на DS1307 и ATmega8 с 10–сантиметровыми светодиодными индикаторами, управляемыми специализированными микросхемами MBI5170. Эти часы когда-то висели на гвоздике, вбитом в оконную раму. Но стоило их оттуда кому-то снять, как последние пару лет они просто стояли на подоконнике, причем на собственном сборочном чертеже, с открытой задней крышкой и отвалившимся стеклом. А ведь руководству достаточно было бы сказать одно лишь слово, и техник повесил бы часы на место. По–видимому, делать этого нельзя, это может пошатнуть сложившуюся здесь ауру помойки.
Заместитель директора был на рабочем месте с раннего утра, и, как обычно, из колонок компьютера программиста звучал хард–рок. Это был «Royal Hunt».
Я включил компьютер, налил кофе. Копирую файлы с флэшки, каждый день получается приносить какую-нибудь ерунду, чтобы приколоться вместе с программером.
Очередной ролик с YouTube, высказывание с форума или кучку файлов mp3.
Есть несколько «висящих» проектов, которые нужно доделать. Но беда в том, что там осталось только программирование. А для программирования нужно настроение.
Открыл исходник. Тупо смотрел в него минут 10, понял, что ничем хорошим это не кончится. Закрыл проект. Открыл другой проект. Тупо смотрел в исходник минут 10, закрыл проект. Открыл еще один проект. Закрывать не стал. Программирование – это такая работа, результатов которой не видно. Для руководства программист считается работающим, если он смотрит в экран компьютера и хотя бы изредка нажимает на клавиши. Я под эти признаки подпадал.
Пришел программист. Выключил «Royal Hunt». Выключать «Royal Hunt» – его ежедневная обязанность. В комнате образовалось два человека, смотрящих в экран и хотя бы изредка нажимающих на клавиши.
На улице было не очень тепло, но, как оказалось, это к лучшему. Практикантка пришла в свитере, хорошо обтягивающим, все наконец-то заметили ее третий, наверное, номер. Дополняли все это дело и тело джинсы с заниженной талией, по–английски low-rise jeans, если не ошибаюсь. Директор спросил, свободен ли мой компьютер. Я кивнул, да, мол, полчасика могу попилить радиатор. Практикантку посадили на мое место. Когда она наклонялась над монитором, сзади открывалось живописнейшее зрелище. То и дело приходилось хвататься за сердце. Директор тоже оценил зрелище и сказал, что нельзя это больше видеть, иначе он за себя не ручается.
Наступило обеденное время, после зрелищ мы отправились на поиски хлеба по доступным ценам. Решили пойти в студенческую столовую политехнического института.
Пройдя по длинным извилистым коридорам, мы, наконец, попали в столовую. Эти коридоры, наверное, отсекают многих желающих: не очень голодным надоест ходить, а очень голодные просто не дойдут.
В том месте, где находилась столовая, четырехмерное простанство–время, похоже, было сильно искривлено. Виной этому могла быть какая-нибудь очень большая масса: очень тяжелый котел или огромная повариха. Так или иначе, ход времени там замедлился, и все, обстановка, вещи, посуда, меню, осталось в точности таким же, каким было во времена развитого социализма. В частности, во времена моего студенчества. Взяв жирный зеленый пластмассовый поднос, я долго выбирал вилку и ложку. Алюминиевые ложки и вилки были причудливо выгнуты, некоторые надломаны, легко можно было нарваться на экземпляр, который просто развалился бы во время еды. Кроме того, на части ложек и вилок присутствовали остатки пищи, которые могли не сочетаться по вкусу с выбранными мной блюдами. Среди вилок я заметил экземпляры, имеющие иной дизайн. Их состояние было намного лучшим, они были просто новее. Я решил брать всегда только такие вилки. Держа в руках подносы, мы пристроились в хвост длинной очереди на раздаче. Салат из капусты, суп, не в меру прозрачный, котлета с картофельным пюре, ну и, конечно, компот из сухофруктов. Наклейка с надписью «Visa» на кассе явно принадлежала другой эпохе. Как выяснилось позже, эта надпись в данной столовой не означала ничего. Кассирша с интересом нас осмотрела, видно ей уже приелись студенты, вычислила сумму, мы расплатились и потащили подносы с едой за столик. После еды мы с подносами грязной посуды отстояли очередь на мойку. Сдав посуду, вышли из столовой сытые и довольные. И весь этот праздник примерно за 1.75 доллара. Стало ясно, что в эту столовую мы будем ходить всегда.
Послеобеденный чай дополнил идиллию. Разработка этикеток в Corel Draw по просьбе заместителя директора – как глоток свежего воздуха. Люблю работу, когда известно, что делать. На листке бумаги мне нарисовали, какие надписи и по каким координатам должны находиться. Я все быстро сделал, распечатал на самоклейке, порадовался результату.
Практикантка ушла. Я спросил хрупкую девушку–бухгалтера, какой, по ее мнению, размер груди у практикантки. Ответ был таким: «Спросил бы раньше, посмотрела бы».
Женщины редко смотрят на других женщин. Я бы тоже вряд ли ответил, если у меня спросили бы что-то подобное про какого-нибудь мужчину.
Ясная и понятная работа закончилась. Я снова пустыми глазами посмотрел в исходники, сходил в Интернет, снова посмотрел в исходники. Дописывать программы мешало то, что все наработки, сделанные за долгие годы, лежали у меня дома на компьютере, а повторять с нуля уже написанный и отлаженный код не было никакого желания. Скорее, это являлось всего лишь отговоркой для самого себя. Но отговоркой действенной. Рабочий день закончился. Я понял, что на этот месяц все мои проекты остановятся. Вместе с повременной работой появилась уверенность в завтрашнем дне и чувство защищенности, напрочь убивающее желание проявлять инициативу и делать что-то еще, кроме создания видимости работы.