Восемь Драконов и Серебряная Змея
Шрифт:
Е Эрнян тихо выругалась под нос, старательно гоня странные для нее мысли. Она подумала, что, скорее всего, крестьянский отпрыск слишком уродлив, и недостоин стать временной заменой ее пропавшему сыну. Она быстро устанет от этого убогого дитяти, и ей снова придется искать семью, в которую она подбросит надоевшего младенца…
— Что вы делаете, госпожа? — раздался сзади удивленный голос. — Быть может, вам нужна какая-то помощь?
Оборачиваясь, женщина ощутила укол стыда и злости на себя — настолько потеряться в мыслях, что некто сумел
Ее взгляду предстал самого обычного вида юноша в монашеских халате и накидке серого цвета, с гладко выбритой лопоухой головой, и удивлёнными, по-детски доверчивыми глазами. Посмотрев ей в лицо, он с застенчивой улыбкой поклонился.
— Проваливай, лысый осел, — отрешённо бросила Е Эрнян, пытаясь понять, где же она видела этого монаха. — Хотя нет. Стой на месте и не двигайся. Теперь, поверни голову налево. На мое «лево», а не твое, дурень! Ладно, и так сойдёт. Теперь, в другую сторону. Голову поверни в другую сторону, недоумок!..
Молодой монах безропотно повиновался ее сердитым командам, вертясь во все стороны, наклоняясь, и показывая женщине открытые ладони. Наконец, требования Е Эрнян иссякли, и она умолкла, глядя на юношу с сомнением, неверием, и толикой робкой надежды.
— Вам, э-э-э, нужно что-то ещё, госпожа, или я могу идти? — неуверенно поинтересовался сбитый с толку юноша.
— Сколько тебе лет? — глухо спросила женщина, оставив без внимания его слова.
— В-восемнадцать, — растерянно ответил молодой монах. — В прошлом месяце исполнилось.
— Как тебя зовут? — задавая вопрос, она неожиданно шмыгнула носом.
— Мое монашеское имя — Сюйчжу, госпожа, — промолвил юноша. — Мирского имени у меня нет — я сирота, воспитанный в Шаолине.
— Сирота… — протянула Е Эрнян, блестя увлажнившимися глазами, и вдруг, радостно вскрикнув, стиснула юного монаха в крепких объятиях, и заплакала навзрыд.
— Сынок мой, родной мой сыночек, — невнятно причитала женщина, уткнувшись в плечо Сюйчжу. — Как же долго… Наконец-то я нашла… Столько лет…
— Г-госпожа, — ошарашенно промолвил монах, разведя руки, и густо краснея. — Это… я… это неприлично, ведь я — монах, и нам запрещено касаться женщин… отпустите меня… пожалуйста?
— Заткнись, негодный мальчишка, — сердито припечатала Е Эрнян. — Не смей отказывать матери в объятиях после восемнадцати лет разлуки, — отстранившись, и встряхнув юношу за плечи, она вновь обняла его, счастливо смеясь сквозь слезы.
— Но… это… я не могу быть вашим сыном, госпожа, ведь я — сирота, — несмело запротестовал Сюйчжу. — Я был разлучен с родителями во младенчестве, как вы могли узнать во мне сына?
— Ты похож на своего отца, как две капли воды, — рассеянно ответила женщина. — А ещё, у тебя на спине, слева и чуть выше пояса, есть три ожога, маленьких и круглых — совсем как на бестолковых головах твоих собратьев по секте. Или я не права?
— Вы правы, —
— Конечно, глупый, — счастливо рассмеялась Е Эрнян. — Я и твой отец, покойный настоятель Шаолиня, тайно встречались несколько раз, и от нашей любви родился ты. Неизвестный злодей похитил тебя, и я никогда уже не надеялась вновь увидеться с тобой, — она громко всхлипнула, и прошептала:
— Небо слишком милостиво к этой недостойной женщине.
— Это что же… то есть… — ошеломленно бормотал Сюйчжу, путаясь в словах. Проморгавшись и прокашлявшись, он спросил, все ещё сомневаясь:
— Мама?
Е Эрнян лишь крепче сжала его в объятиях. Слезы лились из ее глаз неудержимым потоком, смывая горечь, злобу, и боль долгих лет разлуки с сыном. Сюйчжу и сам расплакался, обнимая неожиданно обретенную мать, и радостно улыбаясь сквозь слезы.
Половший брюкву старик удивлённо поглядел на плачущую и обнимающуюся парочку на холме, и, добродушно хмыкнув, вернулся к работе. Жизнь текла своим чередом, даря одним нежданные и счастливые встречи, а другим — счастье иного рода, взращенное кропотливым и упорным трудом. Кто сказал бы, что одно из этих счастий лучше другого?
* * *
— Удобно ли вам, господин принц? — ласковым голосом спросила юная служанка. — Нужно ли мне поправить подушки на вашем сидении, или же взбить их?
Дуань Яньцин едва заметно покачал головой. Аккуратно подстриженный и причесанный, наряженный в богатый парчовый халат, и избавленный от неизменной медной маски, он выглядел совсем другим человеком. Лениво развалившись в роскошном кресле-паланкине, он добродушно щурился в сторону солнца.
— Мне перенести зонт, господин принц? — почтительно осведомилась другая прислужница, не менее юная и привлекательная, чем ее товарка. — Быть может, вы нуждаетесь в тени, или, наоборот, солнечном свете?
Мужчина, некогда известный как Переполненный Злом, вновь качнул головой. Сейчас, он был переполнен разве что расслабленным благодушием. Пальцы его левой руки сделали небрежный жест в сторону стоящего рядом столика, на котором стояли чайный прибор и тарелки с закусками. Понятливые девушки поспешно наполнили чаем нефритовую чашечку, и поднесли мужчине. Тот с довольной улыбкой пригубил крепкий и сладкий пуэр.
Внезапно, раздался нарастающий топот, и запыхавшийся слуга, тяжело дыша, проговорил:
— Государь собирает срочный совет, и желает видеть на нем господина принца. Согласны ли вы присутствовать?
Бросив на вестника заинтересованный взгляд, Дуань Яньцин коротко кивнул, и четверо дюжих слуг, ранее скучавшие неподалеку, подхватили паланкин, утвердив длинные ручки основания кресла на широких плечах. Служанки бережно подняли столик с чаем и закусками, и вся процессия двинулась ко дворцу государя Да Ли.