Восемь Фаберже
Шрифт:
– Это вполне разумная цена за ваши услуги, – поспешил согласиться Хаммер.
– Вы не дослушали, – поморщился ювелир. – Яйцо надо будет отдать не мне, а законному владельцу.
– Царю? – Хаммер поначалу даже не понял, о чем речь. Штарк засмеялся.
– Чтобы отдать яичко царю, надо для начала выяснить, в ад он попал или в рай. Но императрица Мария Федоровна, я слышал, жива. За границей. Вы должны будете передать ей яйцо, а в Москву сообщить, что вы его продали. И перевести деньги.
Хаммер задумался. Технически – ничего невозможного. Не будут же русские
– Зачем вам это, господин Штарк? – Хаммер решил задать немцу прямой вопрос. В конце концов, что бы тот ни ответил, этот ювелир не последняя инстанция, и о его странных требованиях всегда можно будет сообщить… да хоть самому Микояну. Штарка тогда наверняка расстреляют. Но поможет ли это получить яйца?
Штарк смотрел на него, улыбаясь.
– Обдумываете, что будет, если вы доложите о моем условии Гинзбургу или Микояну, – сказал он. – Это проще простого. Меня поставят к стенке и станут искать нового эксперта. Не знаю уж, кого они найдут, – в России почти никого не осталось, кто хорошо знает фирму Фаберже. Моя мастерская, господин Хаммер, изготовила одно из императорских яиц. Уже больше тридцати лет назад. Время летит…
Ювелир замолчал, уставился в пространство. Хаммер ждал: немец явно не закончил.
– Да, так вот, мне найдут замену, и новому человеку придется заканчивать инвентаризацию и либо подтверждать, либо оспаривать мои оценки. Ведь они окажутся под подозрением. Я здесь уже пять лет. Вряд ли замена ускорит продажу. И вам вовсе не обязательно удастся договориться о яйцах.
Все это, конечно, сразу пришло Хаммеру в голову.
– Зачем вам отсылать яйцо бывшей царице? Вы ничего об этом не сказали.
– В отличие от вас, господин Хаммер, я не считаю, что в этих ящиках – военная добыча, – ответил ювелир. – Все эти вещи принадлежали обычным людям, которые занимались каждый своим делом. Я знаю, потому что делал подобные вещи – ну, допустим, поинтереснее, – для таких людей. Я не могу вернуть все, что у них отобрали. Но я могу сделать жест. Выразить мое отношение. Кстати, подумайте, у вас тоже могут быть резоны для такого жеста. В старые времена нужно было платить десятину церкви. А еще раньше ради успеха предприятия приносили жертвы богам. Один справедливый шаг – и то, что вы собираетесь делать, уже не будет так… предосудительно.
«Какой-то бред, – подумал Хаммер. – Надо будет проверить полномочия этого сумасшедшего».
– Разумеется, вы не обязаны мне ни в чем верить, – Штарк в очередной раз угадал мысли Арманда: если он и был сумасшедшим, то весьма хитрым. – Выразите интерес к императорским яйцам, обсудите процедуру их покупки. Думаю, вас попросят сделать предложение. Наведите справки, почем продает яйца мистер Сноумэн. Потом возвращайтесь ко мне, я расскажу вам, сколько он за них заплатил, и предложу цены на шесть яиц. Я уверен, что эти цены будут одобрены.
– Шесть? Вы говорили об одиннадцати.
– Когда выполните мою просьбу, привезете мне расписку в получении яйца. Тогда я помогу вам купить следующие пять.
– Расписку от…
–
Хаммер вынужден был признаться себе, что ему даже нравится безумная идея Штарка. Какая это была бы романтическая история: он, Арманд Хаммер, возвращает императрице в изгнании утраченное сокровище! Ведь он не обязан будет сообщать бывшей царице о прихоти немецкого ювелира – пусть думает, что идея принадлежит рыцарственному американскому джентльмену. Вот это сцена для мемуаров! Ведь они наверняка увидят свет, уже когда он не будет более зависеть от этих проклятых большевиков. Пусть читают и скрипят зубами.
– Хорошо. – Хаммер принял одно из своих быстрых решений: он не станет доносить на ювелира, если цены окажутся приемлемыми. – Вы позволите выбрать шесть яиц прямо сейчас?
– Ну что, амиго, будем выписывать?
Парень присел на край кровати. Старый пружинный матрас охнул, и Молинари сжал кулаки от боли.
Пуля прошла навылет, не задев, кажется, важных органов. Впрочем, в этом он не мог быть уверен: доктора к нему не приводили. Больницей Тому служил почти такой же дом, как тот, из которого они с Эдуардо Рейесом два дня назад вырвались с боем. Но уже не в Терлоке, а на окраине Модесто – окружной «столицы».
У парня, сидевшего на кровати, были индейские черты, как у тех троих, что не смогли выбраться из дома Рейеса живыми. Наверное, Молинари мог считать его своим лечащим врачом: именно он продезинфицировал и перевязал сыщику раны. Вместо белого халата парень носил красную футболку с маленьким номером «14» над сердцем и таким же, но большим, на спине. В этой «больнице» четырнадцатых номеров наверняка целая футбольная команда, подозревал Молинари. Вот уж с кем он никогда не собирался оказываться на одной стороне, так это с уличными бандитами. Но выбирать не приходилось: сыщик потерял много крови и ослаб, а сквозное отверстие в левом боку ныло не переставая.
Несмотря на боль, он отказался от таблеток, которые предлагал ему мексиканец, – и все равно проспал половину своих первых суток в Модесто. А когда проснулся в холодном поту, не чувствовал в себе сил даже перевернуть промокшую подушку.
Скоро к нему зашел Эдуардо.
– Парни погибли, – сказал он, с минуту постояв над кроватью молча.
– Твои родственники? – спросил Молинари.
– Чуко был мой племянник.
– Соболезную. Они были смелые парни, не испугались профессионалов.
– Я их вызвал, они не могли отказать. А теперь…
– Не казни себя. Убивали те двое, а не ты. Могли убить и нас.
– Ты спас меня.
– Не помню такого.
– А я буду помнить. Эдуардо Рейес не забывает таких вещей.
Молинари поднял и опустил руку, отмахиваясь. Движение отдалось резкой болью в боку.
– Лучше скажи, где остальные яйца, – посоветовал он Рейесу. – Эти двое найдут тебя. Продашь яйца моему клиенту – он поможет тебе хорошо спрятаться.
– Я и без него спрячусь. В Мексике меня не найдут.