Восемь племен
Шрифт:
Он как будто стал выше и в мрачном экстазе простер руки перед толпой, изрыгая свои зловещие проклятия.
Ваттан слушал его с удивлением, к которому примешался смутный страх. Но при этих чудовищных угрозах гнев опять ударил ему в голову и затмил все.
— Отсохни твой язык! — закричал он, соскакивая на землю и делая угрожающее движение по направлению к зловещему пророку. — Чего ты хочешь, скажи?..
— Девку! — грубо крикнул Койгинт. — Слышишь ты, кобель?.. Чужую бродягу... Где ты ее прячешь, давай!
— На что она тебе? —
— Мы напоим ее кровью Авви! — Кричал Койгинт. — Отдай ее! Где ты ее прячешь?
— Отдай ее, отдай! — заревели люди Алют; вся толпа, кроме воинов, перешедших к кибитке, повторила этот крик. Мрачное озлобление черного шамана заразило всех, как ядовитая болезнь.
Ваттан схватил копье и хотел броситься на Койгинта, но флегматичный Ватент внезапно вышел вперед и отстранил его.
— Ты молчи, — сказал он спокойно и строго, — ибо я хозяин в этом жилище! Кого вы ищете, люди? — спросил он, обращаясь к толпе, — ту беглую, которая прискакала к нами на олене просить гостеприимства, как куропатка, испуганная ястребом?..
— Отдай ее! — ревела толпа. — Отдай добром!..
— Мы спросим у Раипа,— сказал Ватент, — он всех старше, он рассудит!
Раип, до сих пор сидевший безучастно, обвел глазами толпу, с легкой улыбкой остановил их на мгновение на черном шамане, злое лицо которого выдавалось безобразием даже среди всех этих полудиких фигур. Потом он перевел их в другую сторону, где во главе
78
группы молодых людей молчаливо и грозно стоял Ваттан, не выпуская из рук копья.
— Чего многие люди хотят, — сказал он наконец торопливо, — то всегда хорошо. Но я помню, когда я еще не был женат, на такой же ярмарке пришла великая зараза, половина людей умерла у всех племен; тогда Кочен, богатый владелец, сам себя принес в жертву духам!
— Гу! — заревела толпа. — Отдай девку! разнесем шатры!
— Берите! — сказал Ватент, отступая от входа. — С вами мудрость и сила.
Двадцать человек бросились в палатку, но девочки нигде не находилось. Койгинт неутомимо шнырял из угла в угол, перебрасывал кучи рухляди, смотрел под полами внешнего и внутреннего шатра; Ваттувий стоял в дверях и смотрел на него горящими глазами.
— Берегись, — сказал он ему. — Солнце видит. За таким делом надо приходить ночью, при месяце, тайно от людей...
— Запрятали! — запальчиво крикнул Койгинт. — Разнесем все!
Он яростно схватился за огромную кожаную суму, лежавшую позади спального помещения и наполненную невыделанными шкурками.
— Воровать хочешь? — насмешлиово сказал Ваттувий, — сырошкурник!
Соседи говорили про людей Алют, что они, встретив чужого оленя, сдирают с него живьем шкуру и надевают на себя, как рубаху. Но Койгинт не обратил внимания на насмешку, он почувствовал, что в одном конце сумы что-то мягкое и круглое перекатилось с места на место.
— Есть! — заревел он, запуская руку в кожаное устье сумы. — Вот она!
Девочка действительно была здесь; она сделала себе гнездо из мягких лоскутьев и притаилась, как мышь, пережидая дневную суету и дожидаясь ночи. Захваченная врасплох, она не думала о сопротивлении. Тело ее повисло в крепких руках черного шамана, голова беспомощно перекатывалась с плеча на плечо. Глаза ее часто мигали перед яркими солнечными лучами. Взъе-
79
рошенные волосы были наполнены шерстью. Она, кажется, спала в своем темном и мягком гнезде и не успела отделить новых врагов от Мышеедов, которых только что видела во сне.
— В воду, в воду! — кричала толпа. — В полынью!
— Пойдем!.. — решительно сказал Ваттувий, хватая девочку за плечо. — Пускай будет по-вашему!..
Койгинт хотел воспротивиться, но Ваттувий не отступился.
— Девка наша! — кратко объяснил он. — И разве я не слуга Авви?
Они пришли на берег Анапки, волоча за собой полубессознательную жертву, но белая поверхность реки изменилась против прежнего. Целые пласты льда, подъеденные снизу быстро текущей водой и придавленные сверху грудами снега, наметанными вьюгой, не выдержали и обломились, и полынья далеко протянулась посредине реки, одним концом загибаясь к берегу.
Плотно утоптанная дорожка, по которой раньше рыболовы ходили к своему обычному месту, посерела и стала как-то глубже прежнего.
Человек, шедший впереди, стал пробовать лед копьем, но костяной, наконечник свободно проходил внутрь. Толпа попятилась, Авви, по-видимому, хотел сыграть над ними такую же шутку, как лисица в старой сказке, которая заманила стадо оленей на прорубь, прикрытую вместо снега огромным покрывалом, сшитым из белых заячьих шкур.
— Все назад! — сказал Ваттувий. — Мы одни полезем.
Они выбрали по два длинных и тонких копья и, бросив их на лед, поползли на четвереньках, придерживая между собой жертву и осторожно передвигая вперед свои гибкие деревянные опоры.
Народ стоял на берегу и смотрел им вслед. Теперь, когда никто не мог отнять добычу у Авви, многие чувствовали ужас перед кровавым делом.
— Видишь, тащут, как собаку! — говорили Ватенто — вы бабы, которые пришли за толпой.
Только час тому назад они были рады избавиться от чужеземки, которая свалилась к ним в шатер как снег на голову и все пряталась по темным закоулкам. Но
80
человеческие жертвы были редкостью в тундре, несмотря на непрерывные взаимные убийства. Эти, воинственные племена, занятые вечной борьбой, не боялись настолько своих мелких и проказливых богов, чтобы поить их кровью пленников и своих собственных детей. Сварливый Авви был одним из самых страшных; но многие таили на него зло еще с начала ярмарки и теперь, видя, как два шамана волокут беззащитную девочку в прорубь с опасностью собственной жизни, не могли удержаться, чтобы не упрекать его вслух.