Восемь племен
Шрифт:
84
он. — Правда, Каррита? — обратился он на своем родном языке к девочке, хлопотавшей у огня.
Девочка что-то сказала, показывая пальцем на свою грудь, и закрыла глаза, потом показала рукой на север по направлению дороги Мышеедов и опять закрыла глаза.
— Она говорит, — объяснил Колхоч, — если не Мами, я бы погибла, а теперь Мами погибает.
Очевидно, под влиянием Колхоча девочка стала доверчивее и научилась разбирать друзей и понимать их услуги.
— Пускай, — глухо сказал Ваттан. — Многие еще погибнут.
— Постой! — таинственно сказал Колхоч.— Они здесь, и слышат...
— Пусть слышат! — запальчиво возразил Ваттан, думая, Что дело идет о Мышеедах.
— Не те! — выразительно сказал Колхоч, — а эти... друзья...
Он жестом пригласил товарищей последовать за собой и стал пробираться в кустарнике, пролезая в темноте сквозь, низко сплетенные ветви, как лисица, вышедшая на ночную охоту... Более грузный и непривычный к лесу оленевод спотыкался и застревал в тесных проходах.
— Здесь! — сказал Колхоч, останавливаясь на небольшой прогалинке и нагибаясь над каким-то продолговатым предметом, неясно темневшим на снегу и похожим на обломок пня. Ваттан тоже нагнулся и провел рукой по предполагаемому пню, но невольно отшатнулся назад: это было остекленелое лицо трупа.
— Не бойся! — сказал Колхоч. — Это воины Мами!
— Я не боюсь! — поспешно возразил Ваттан.
— Нарублю для вас голов десятками! — воскликнул он, нагибаясь к мертвецу. — Из женских кос сплету вам саваны.
— Все трое здесь! — сказал Колхоч. — Они призвали сюда моих собак... Злоба их душ гонится теперь за Мышеедами. Страшные помощники для нас.
Он нагнулся и приподнял голову трупа.
— Держи! — сказал он товарищу. — Я сотворю заклинание.
85
Ваттан послушно подхватил окостенелую голову. Колхоч достал нож и срезал у мертвеца две длинные пряди волос, которые Таньги оставляли на своем коротко остриженном темени.
— Это тебе, а это мне, — сказал он, отдавая товарищу одну прядь. — Раздуй их по ветру и скажи: каждый волос — острога, а Мышеед, как рыба,— покойникам на еду!..
— Теперь не уйдут, крепко! — спокойно прибавил он, отправляясь в обратный путь.
— Так сделал мой дед, — пояснил он, — когда три насильника с реки Апачи убили его брата.
Остальные участнику похода уже съехались и, распрягая оленей, подходили к огню. Рассмотрев своих товарищей, Ваттан увидел, что их не так много, не более двадцати, — между тем как Мышеедов было около сотни, но ему не приходило в голову сомнение. Теперь, когда в один переезд они добрались так удачно до места катастрофы, он был уверен, что поиск окончится успехом и что через день или два они настигнут врагов, которые могли подвигаться только очень медленно.
«Скорее бы!» — поминутно говорил он себе, и рука его тянулась к копью, и ему казалось, что он один в состоянии расправиться с Мышеедами, хотя бы их было еще вдвое больше.
По ту сторону реки Ваката, на половине оленьего перехода, начинаются горы, которые отделяют южные пастбища от северных. Горы эти не очень высоки, но обрывисты и состоят из ряда цепей, протянувшихся друг за другом, как морщины на моржовой шее. Местами морщины потрескались и перерезались глубокими поперечными складками, которые извиваются с перевала на перевал, поднимаясь по узким горным ручьям и превращаясь в чуть заметные ложбины, уходящие круто вверх к самому гребню водораздела.
Местами ущелья были так узки, что едва давали проход кочевому каравану. С высоты отвесных стен над ними висели обвалы, готовые рухнуть вниз и засыпать неосторожного путника; по вершинам гребней перелетали снежные вихри, готовые подхватить людей и животных и сбросить их с обрыва в пропасть, но другой
86
дороги не было, особенно в западной части, по границе земли Мышеедов.
Отряд Ваттана выехал с зарей и мчался по дороге с прежней быстротой, насколько позволяли неровности дороги. Теперь не могло быть сомнения насчет пути Мышеедов, ибо за стадом оставался широкий след, на твердых местах переходивший в крепко натоптанную дорогу. После нападения Мышеедов не было бури, и, кроме того, с часу на час след становился свежее, указывая на близость хищников. Колхоч ехал впереди, чтобы его собаки не могли видеть оленей и не надсаживались от свирепости. Он молча и внимательно разглядывал горы и что-то думал. Наконец он остановил собак и, отведя их в сторону, опрокинул нарту; потом укрепил ее тормозной палкой, чтобы собаки не могли сорвать ее с места, и стал дожидаться товарищей.
— Вся ли дорога такая? — спросил он, указывая на извилины ущелья, которые иногда возвращались почти совсем назад и закручивались, как спираль.
Ваттан кивнул головой.
— Оттого по ней и ездят,— сказал он, — хоть длиннее, да ровнее.
— А это что за дорога? — спросил Колхоч, указывая на прямую расселину, как будто прорубленную в твердой стене тяжелым ударом топора и круто уходившую вверх, на вершину ближайшей сопки.
— Это Долгая Щель! — сказал Ваттан. — По ней и сопка зовется Щелеватая.
— А куда ведет она? — спросил Колхоч.
— Туда! — показал рукой Ваттан. — А там стена! — прибавил он, отвечая на немой вопрос Колхоча.
— А за стеною что? — спросил Колхоч.
— А за стеной та сторона, — сказал Ваттан.
— Ну так полезем на стену, — сказал Колхоч. — Мы им вперед зайдем, — так вернее.
— Там лед и очень круто,— сказал Ваттан. — Наши олени не влезут.
— Мои собаки влезут хоть на небо! — сказал Колхоч. — Хочешь, я поеду один?
Но Ваттан уже успел оценить всю важность предложения.
87
— Мы пойдем пешком, — сказал он поспешно. — Зайдем им вперед. Я им покажу, собакам!
В его голове внезапно образовался новый план.
Они дождались отряда и после краткого совещания разделились на две группы. Пятеро, наиболее проворных, оставили своих оленей и присоединились к Ваттану; остальные, привязав сзади пустые нарты, неторопливо поехали по дороге, соблюдая тишину и внимательно вглядываясь вперед.