Восемь религий, которые правят миром. Все об их соперничестве, сходстве и различиях

Протеро Стивен

Нынешний типичный христианин – это уже не мужчина-европеец, а женщина, латиноамериканка или африканка

Пещерный собор, святилище, высеченное в скалах неподалеку от свалки мусора в Каире, Египет, с помощью мощных аудиосистем каждое воскресенье обрушивает на двадцать тысяч верующих Коптской православной церкви восхваления, молитвы и проповеди.

Олицетворением высказываний о том, что лицо нынешнего христианства темнеет, является не папа Бенедикт, а архиепископ Южноафриканской англиканской церкви, лауреат Нобелевской премии Десмонд Туту. Или, точнее, эти высказывания олицетворяет никому не известная женщина откуда-нибудь из Бразилии, Китая или Демократической Республики Конго, поскольку, как отметила историк церкви Дана Роберт, нынешний типичный христианин – «это уже не мужчина-европеец, а женщина, латиноамериканка или африканка»⁴³.

Наиболее широко растиражированное изображение Иисуса, «Голова Христа» Уорнера Соллмена (1941), – портрет, Иисус на

котором – светловолосый европеоид с орлиным носом, со стрижкой и без бороды, способный представлять штат Юта в Сенате США. Однако этот белый Иисус в настоящее время так же устарел, как главный герой давнего детского телесериала «Мистер Роджерс». Современные художники все чаще изображают Иисуса азиатом, африканцем или женщиной. Незадолго до завершения предыдущего тысячелетия газета National Catholic Reporter выступила спонсором конкурса «Иисус-2000», по условиям которого требовалось создать изображение Иисуса XXI века. «Иисус из народа» победительницы конкурса Дженет Маккензи – персонаж неопределенной половой и расовой принадлежности, но темнокожий и с толстыми губами, скорее всего, коренной американец или африканец.

Мы живем в эпоху, когда духовность отдельно взятого человека одерживает верх над религиозными институтами

Однако экспансия христианства на юг планеты – это не просто смена цвета кожи христиан. Ей сопутствует изменение облика самого христианства. По мнению Харви Кокса, в настоящее время христиане живут в «пост-догматической» «эпохе Святого Духа», в которой духовность отдельно взятого человека одерживает верх над религиозными институтами, к Символам веры и катехизисам апеллируют чаще, чем следуют им, а «опыт восприятия божественного вытесняет теоретические рассуждения о нем»⁴⁴. Супернатурализм, изгнанный из многих церквей севера планеты научными теоремами и философскими доводами, вновь приобретает популярность. Исцеление верой, говорение языками и даже экзорцизм – обычные явления во многих быстро растущих конфессиях мира. Эта новая волна христианства исключительно практична, к решению таких социальных проблем, как бедность, она подходит с позиций «преимущества бедным», сформулированных богословами латиноамериканского освобождения. Но как минимум с той же частотой она проповедует и личное спасение. По словам историка Марка Нолла, христиане становятся все более предприимчивыми и менее почтительными к традициям. Новое направление – это «самозарождающееся, самофинансирующееся и самораспространяющееся христианство»⁴⁵. Те, кто наблюдает за развитием религиозной жизни в США, давно заметили, что теперь христиан разделяют скорее политические, чем конфессиональные границы. У левых католиков больше общего с либеральными протестантами, чем с традиционными католиками, а у традиционных католиков больше общего с консервативными протестантами, чем с либеральными католиками. Нечто подобное можно сказать и о христианстве в глобальных масштабах, разделенном на «северное» и «южное». Христиане глобального юга в богословском отношении более консервативны, чем христиане глобального севера, где критика Библии, теория эволюции и компаративное религиоведение породили целую когорту либералов от теологии. Христиане в Африке, Азии и Латинской Америке также склонны подчеркивать эмпирический аспект веры, в то время как христиане в Европе и США делают акцент на его этическом аспекте. Американские и европейские христиане склоняются к «Социальному Евангелию», в котором грех и спасение рассматриваются скорее в коллективном, чем в индивидуальном приложении, и призывают верующих уделять внимание таким вопросам жизни в этом мире, как обеспечение пищей голодающих и предоставление крова бездомным. Христиане в Африке, Азии и Латинской Америке склонны проповедовать «Евангелие преуспеяния» и уделять основное внимание получению билета в рай. Здесь ангелы и демоны – не просто метафоры, сверхъестественное живет и здравствует, демонстрируя свою власть.

Увеличивающийся разрыв между христианством глобального севера и глобального юга прослеживается в пароксизмах, досаждающих англиканской общине. Нынешняя проблема – гомосексуализм, а точнее, избрание епископом Нью-Гемпшира Джина Робинсона, не скрывающего своей ориентации. Но в более широком масштабе проблему представляет авторитет Библии, в которой при буквальном прочтении обнаруживаются высказывания против по меньшей мере мужских гомосексуальных отношений. (Лесбиянство нигде в Библии не осуждается напрямую и даже не рассматривается). Это противоречие свидетельствует о том, что приверженцы Англиканской церкви в Африке бесконечно далеки от приверженцев Епископальной церкви в США. Разумеется, и на глобальном юге есть либералы, а на глобальном севере – консерваторы. В ответ на рукоположение Робинсона в 2009 году около 100 тысяч консервативно настроенных американцев покинули лоно Епископальной церкви и образовали Англиканскую церковь Северной Америки. Тем не менее история современного христианства постепенно превращается в повесть о двух церквях, причем глобальный север теряет влияние так же быстро, как глобальный юг завоевывает его.

«Потемнению» христианства способствуют две классические движущие силы религиозных изменений: рождаемость и обращения в веру. Неудивительно, что быстрее всех

разрастаются рьяные евангелические церкви, их усилиям способствуют внушительные размеры семей на глобальном юге, по сравнению с которыми семьи севера выглядят карликовыми. Немало выводов было сделано из высокой рождаемости в мусульманском мире, но и христиане так же успешно обзаводятся детьми на глобальном юге, особенно в Африке. Вряд ли христианство повсюду сумеет добиться такого же роста, как в Африке XX века – с 9 миллионов душ в 1900 году до 355 миллионов в 2000 году, – но благодаря сочетанию давнего ривайвелизма и еще более давнего роста численности населения Африка и Латинская Америка к 2025 году обгонят Европу по количеству приверженцев христианской веры⁴⁶.

Христианство и ислам

Одно из самых серьезных испытаний для церкви в период глобализации – необходимость считаться с соседями-мусульманами. На протяжении почти всей истории христианства наиболее близкими собеседниками христиан оставались иудеи. С самого начала христианство представляло собой сплав эллинистического и иудейского влияния, а при попытке сочетать их неизменно возникали конфликты. Но сегодня две самые масштабные мировые религии – это христианство и ислам. Их приверженцы, вместе взятые, составляют примерно половину численности населения планеты, они же несут ответственность более чем за половину всех терактов в мире, в том числе совершенных террористами-смертниками.

Конечно, история христиано-мусульманских отношений богата событиями. Арабские мусульмане захватили Иерусалим (который они называли «Аль-Кудс» – «священный») в 637 году. Христиане отвоевали его в 1099 году и вновь были вынуждены отдать мусульманскому герою Саладину в 1187 году. Таким положение города оставалось на протяжении примерно тысячи лет. Бывали времена, когда представители этих двух религий правили отдаленными государствами, в итоге их пути пересекались лишь во время словесных баталий или военных кампаний. Существовали такие места, как средневековая Испания, где мусульмане и христиане без страха жили бок о бок. Но сегодня ислам и христианство вновь стали соперниками, ввязались в напряженную конкурентную борьбу за людей, власть, общественное мнение. Нынешнюю Африку разделили почти поровну: доля христиан – 47 %, мусульман – 41 %. Между тем уже ведется новая игра, ставка в которой – души и думы группы, которая растет быстрее, чем какая-либо другая в мире. В другой большой игре, которая ведется на телевидении, в газетах и в интернете, христиан противопоставляют мусульманам, приводя в пример этику войны, характерную для тех и других.

Распространение критики джихада в исламе, а также так называемых «аятов меча» из Корана вынудили беспристрастных христиан ломать голову над трудными вопросами о традициях самого христианства, о священной войне и «текстах ужаса». Как в индуистском эпосе «Махабхарата», в Библии целые книги посвящены войне и распространению слухов о ней. Но в отличие от Корана, в ней не содержится никаких правил ведения справедливой войны. Ветхий Завет переполнен упоминаниями о войне, казнях, насилии. «Упою стрелы Мои кровию, – похваляется мстительный Бог в Втор 32:42, – и меч Мой насытится плотию». Тот же Бог повсюду причастен к массовым убийствам детей, геноциду целых народов, а в случае с потопом – к почти полному истреблению всего рода человеческого. Псалмы, которые читают каждое воскресенье во многих церквях, насыщены мстительностью, в том числе Пс 136, завершающийся призывом отомстить вавилонянам, разбив их младенцев о камень. Но пожирает плоть и упивается кровью не только Ветхий Завет. «Не мир пришел Я принести, но меч», – говорит Иисус (Мф 10:34). И кто в здравом уме встанет на защиту Иисуса, который отвечает хананеянке, умоляющей помочь ее больной дочери, называя их обеих «псами» (Мф 15:22–28)⁴⁷?

Сегодня ислам и христианство вновь стали соперниками, ввязались в напряженную конкурентную борьбу за людей, власть, общественное мнение

Мистики и «путь отрицания»

При таком количестве религиозного вооружения, заряженного, взведенного и готового выстрелить, столкновение мусульманской и христианской цивилизаций может показаться неизбежным. Но и в исламе, и в христианстве сильны мистические традиции, в которых опыт восприятия божественного побуждает относиться к представителям других религий, как к товарищам-паломникам, спутникам в таинственном путешествии к вечному и неописуемому. Мистики обеспечивают ресурсами мусульман и христиан, заинтересованных в том, чтобы если не перековать мечи на орала, то хотя бы держать мечи спрятанными в ножны.

Изучая христианство, студенты зачастую узнают о христианских философах больше, чем о мистиках. К примеру, католический философ Фома Аквинский (1225–1274) ввел Аристотеля в диалог с христианством, а также дал известное определение человеку как совокупности тела и души, которые разлучаются в смерти, но вновь воссоединяются при воскресении. Фома Аквинский также выдвинул ряд логичных доводов существования Бога, которые и по сей день остаются предметом споров. Однако как и другие великие религии, христианство породило мистическое направление, которое во имя великой тайны Бога скептически относилось к систематическому богословию и философии. Подобно нынешним пятидесятникам, древние и средневековые мистики ставили опыт выше догмы.