Восемьдесят четвертый 2.0
Шрифт:
– Уин. Только прошу: до У сокращать не надо.
– Договорились, не буду. А полное имя Уинстон?
Он кивнул, хотя на самом деле его полное имя звучало иначе.
– Вы меня просветите, почему этот тип набросился на вас?
– Он что-то кричал про величие Большого Брата, – пожала плечами девушка.
– Ему любовь досталась в наследство.
– Нет, ну почему они так его обожают? – вновь возмутилась она. – И это после того, как Министерство Любви в комнате сто один превращало людей в студень! Из людей выколачивали
– Не было никакой комнаты сто один, – сказал Уин.
– Чт-то? – она выдохнула вопрос беззвучно, буквально опешив на миг.
– В Министерстве Справедливости, которое находится теперь в здании Министерства Любви, вам скажут, что комнату сто один придумали враги нашей страны, а Министерство Любви на самом деле любило всех до самозабвения.
– И вы в это верите?
– Нет, конечно.
– Уф-ф! А то я решила, что вы один из поехавших. Откуда же вы взяли, что так говорят в ДС?
– Выяснил, когда был журналистом.
– И где же вы работали? В каком издании? «Лондонское эхо?»
Любители все сокращать сумели и это название ужать до многозначного «Лохо». «Лохо» было вроде бы либеральной газетой, и ему позволялось многое, хотя далеко не всё. В то время как другие издания, явившиеся в годы сразу же после Пробуждения, в итоге благополучно пошли ко дну под бременем финансовых тягот, «Лохо» продолжало держаться на плаву.
Уин заглянул как-то в «Лохо» в начале журналисткой карьеры. Это воспоминание он старался загнать в самый подвал памяти, но оно оттуда время от времени выползало, не желая умирать.
– «Весь мир и жратва», вот где я работал, – признался Уин.
– Помню, помню. Это такая желтушная газетенка из самых желтушных. Вампиры. НЛО, трупы. Бр-р… И что же вы там делали? Учились на вампира? – Она улыбнулась, как бы говоря; ну, подумаешь, вампир, зато симпатичный.
– Сочинял новости.
– Тогда причем здесь ДС?
– Министерство тут при том, что у меня было удостоверение прессы от этой самой «Жратвы», и я пользовался их ксивой, пытаясь раскапывать кое-какую правду для себя. Полагал, что наступит один прекрасный день, и я создам собственную газету. Настоящую. Где буду публиковать только проверенную информацию, подтвержденную независимыми источниками.
– И как, создали?
– Нет. Денег не нашел. В долг брать побоялся, а своих не накопил. И правильно сделал, что не рискнул – прогорел бы мгновенно. Чтобы твое издание выложили на прилавок, надо давать взятки. И чтобы распространители с тобой расплачивались за отгруженный товар, тоже надо платить, иначе просто возьмут пачки на продажу, и ни цента не вернут. Так со всеми начинающими газетками и журналами поступают. – Давняя горечь от нереализованного,
– Что заказывать будете? – возник рядом официант.
Тут Уин вспомнил, что не заглянул до сих пор в меню. Он взял плотную книжечку и, предвкушая, раскрыл игрушечные ворота в мир чревоугодия.
– Юлия?
– Сначала вы. – Она вдруг нахмурилась и посмотрела на него внимательно. Чересчур внимательно, подозрительно даже, отчего лицо ее сделалось совсем иным, незнакомым, строгим и по-новому красивым.
– Мне стейк, темное пиво, салат, – проговорил он, надеясь, что выбор блюд заставит ее вернуться к прежней легкой и непринужденной беседе.
Официант что-то черканул в блокноте и повернулся к Юлии.
– Семгу можно? – Смотрела она при этом не на официанта, а на Уина.
У того было сильнейшее желание скосить глаза и глянуть в меню, выяснить, во что этот вопрос обойдется. Но он мужественно выдержал искушение, лучезарно улыбнулся и сказал:
– Гуляем, детка!
– Тогда белое вино, семгу и салат.
– Кофе и десерт закажем потом. Любишь мороженое? – подмигнул Уин Юлии.
– Люблю. Но пирожные – еще больше.
Вновь вернулось прежнее настроение – легкий флирт с полунамеками. Официант принес напитки и салаты. На удивление, кухня оказалась здесь на высоте.
– И кто сказал, что чревоугодие грех? – вздохнула Юлия.
– Возрожденная церковь, – отозвался Уин.
– Для них и секс грех.
– И наука.
– И непокорность.
– И нелюбовь к власти.
– А что не грех?
– Любовь к власти.
Принесли горячие блюда. Несколько минут они ели молча, наслаждаясь. Стейк оказался восхитительным – кажется, никогда прежде Уин не ел ничего подобного.
«Если каждый день так обедать, то продавать совесть можно без всяких угрызений», – мысленно съязвил Уин.
– Кофе и пирожные? – предложил, улыбаясь.
– Вы что, в лотерею выиграли? Или кого-то ограбили?
– Может, я удачливый бизнесмен?
Юлия отрицательно покачала головой:
– Нетушки.
– Почему? Э…
– Ботинки. Я почти точно могу сказать, что вы получаете в месяц кредитов двести.
– Уже триста.
Она открыла рот, явно намереваясь спросить, чем же он занят, но вместо этого плотно сжала губы. Побоялась? Или догадалась? Все же заметила эмблему на пропуске?
– А можно твой телефон? – спросил Уин. На миг показалось, что неловкая пауза снова уйдет, едва они возобновят разговор.
– Нет, – отрезала она без всякого намека на кокетство.
– Тогда я дам свой.
Он сунул руку в карман пиджака за визиткой, но вспомнил, что на визитке указано МПИП как место его работы, и потому оторвал уголок салфетки и написал на нем номер.
– Позвони мне. – Он протянул ей обрывок.
– Ведь ты работаешь в ПИ-ПИ, – вдруг сказала она без тени сомнения в голосе.