Восемнадцатое Царство
Шрифт:
Сами ножки – тонкие, и отблёскивающие словно полированным чёрным хитином: будто у чудовищного, в сотню раз увеличенного, не то – термита, не то – муравья… Или, скорее, богомола. Чудовищно увеличенного богомола.
Внизу, почти доставая до пола, свешивалось брюшко – да туда можно при желании затолкать не одного барана!
Теперь уже Колян аккуратно, без резких движений, затащил напарника за угол.
В тусклом серо-голубом свете лицо Толика, если такое возможно, буквально позеленело.
Он открыл было рот… Его закрыла ладонь Коляна.
– Тихо! Идём в обход – там есть ещё второй коридор!
Толик жестом показал, что руку нужно убрать. Едва Колян это сделал, напарник отбежал подальше от угла, и у стены опорожнил желудок. От кучи пошёл отвратительный запах. Подошедший следом Колян, первым услыхавший подозрительные звуки, хлопнул по боку Толика, всё ещё стоявшего нагнувшись. Злобно прошипел:
– Бежим быстрей! Эта тварь идёт сюда!
Никуда, однако, убежать они не успели.
Верхняя часть туловища показалась из-за угла на высоте пары метров от пола. Она грациозно, словно в фантастическом танце, раскачивалась в такт шагам.
Похоже, на распрямлённых ногах чудище стало гораздо выше – только что потолок макушкой не скребло! Взгляд огромных фасеточных глаз вперился в напарников. Медленно, и даже с некоей балетной грацией, всё тело монстра выплыло из-за поворота.
И было в движениях твари что-то чарующе-завораживающее, почти мистическое. Нечто неуловимое, тормозящее путающиеся мысли. Направляя их только на то, чтоб следить, любоваться на утончённо-изысканные движения по-своему восхитительно рациональной твари. И словно заставляющее замереть в экстазе. И любоваться, любоваться…
Колян застыл, словно зачарованный гипнотическим танцем могучего, и в то же время – изящного и прекрасного, выверено-грамотно спроектированного, словно кузов какого-нибудь «Ламборгини», искуснейшими дизайнерами, тела…
Однако вдруг Толик, как ни отвратительно ему было, даже не разгибаясь, вскинул руку с обрезом и выпалил сразу из обеих стволов! Похоже, ему в его состоянии гипноз животного магнетизма оказался не страшен!
По барабанным перепонкам ударило: в замкнутом пространстве выстрел крупнокалиберными боеприпасами получился просто оглушительным!
Колян, стряхнув наваждение, поспешил присоединиться: стрелять – так уж стрелять! Он ощутил, как с каждым выстрелом возвращаются слух и мысли…
Толика мощной отдачей отбросило к стене, где он принялся трясущимися руками перезаряжать переломленный обрез. Колян же встал, как в тех же американских боевиках делают копы: широко расставив ноги. И стрелял, стрелял, держа вырывающуюся и грохочущую девятимиллиметровую пушку обеими руками.
Впрочем, после седьмой пули он прекратил стрельбу. Оглянулся на Толика:
– Ну ты… Везучий сукин сын! Кажись, ты попал ей… Как раз куда надо!
Тварь, грохнувшаяся наземь, встать явно не могла, а только сучила и шкребла шестью хитиновыми лапами по полу, тяжело и прерывисто хрипя: похоже, Толику удалось разворотить её дыхательную систему. Впрочем, приближаться «добить» её напарники не спешили: злобный блеск обращённых к ним чёрных глаз ничего хорошего не сулил…
– Знаешь, что я думаю? Зрение и слух у этих… тварей… Слабоваты. По-моему, она припёрлась на запах. Когда тебя… Хм!..
– Да, наверное. – в голосе Толика не слышно было торжества по поводу удачного выстрела, – Ну и правильно. Если то, что чёртовы учёные говорят про насекомых – правда, так и должно быть. Они живут в мире запахов. А мы – образов. Подожди, я… Уронил патрон. Сейчас… – он брезгливо отряхнул руку: попал в собственные… Отходы. Но не бросать же из-за этого столь ценный боеприпас! Он тщательно отёр его о штаны. Но сунул в карман, а вместо него вставил другой: Колян подумал, что и верно: так – надёжней. Осечки от неотсыревшего патрона точно не случится.
Колян и сам не торопился – теперь, когда всё, вроде, кончилось благополучно, жутко испугался! Ну, боялся-то он и раньше – самому себе не стыдно признаться! – но теперь опасение, страх, почти переросли в панический ужас. Адреналин, мать его!..
Отрезвляло только то, что Надюха права: на неё, такую юную, и ещё не имеющую права работать, мать не оставишь! Значит – нужно вернуться. Наверх.
Как никогда за всё это «приключение», кристально ясно, он понимал, наконец, какие они самоуверенные и безбашенные… Кретины.
А промахнись Толик?!..
Толик защёлкнул стволы:
– Готово. Зарядил так же: одну разрывную и картечь.
– Отлично. Ну что, посмотрим, что тут ещё «создали» наши «гениальные» учёные?
– Не учёные. Сволочи. Гады беспринципные. Лучше бы они поголовье и надои коров увеличили… Или хотя бы их массу их тела.
– Не путай. То – «Продовольственная Программа», а это… Оборонка.
Платят больше. Совесть – она как и всё остальное сейчас. Продаётся.
Картечь прилично разворотила переднюю часть туловища странной твари – хрипы наконец утихли, и грудь больше не приподнималась в тщетных попытках напитать кислородом огромное тело. «Жакан» попал в голову, и снёс половину того места, где у человека полагалось бы быть мозгу. Но, похоже, не это убило тварь, а именно пробитые лёгкие.
Туловище странного создания больше всего напоминало муравьиное. Однако имелись и отличия: пропорции чёрно-коричневых сегментов груди и брюшка были словно кем-то подправлены: «лапы» казались толще, чем должно быть. А ещё в некоторых местах торчала жёсткая чёрная щетина – словно тварь хотела обрасти греющей в холода шерстью, но передумала…
– Ох и здоровая… Наверное, весит не меньше ста пятидесяти… – Толик чесал затылок, не спеша, впрочем подходить ближе, чем на три шага.
– Пожалуй, и побольше… – Колян покачал головой, – А что там кто-то заливал, что насекомое не может быть больше моей ладони – они, вроде, тогда не могут дышать?..