Вошь на гребешке
Шрифт:
– А покажи, - без спешки кивнул здоровяк.
Ворота подозрительно легко распахнулись, словно были они живой пастью, наделенной мышцами. Влад блаженно улыбнулся: до чего красиво прорисовано! Анг тем же мерным шагом миновал древесную пасть и ступил на дорожку, отсыпанную цветной крошкой. Буг со звоном распушил усы и крадучись двинулся следом, отращивая шипы на боках. Шипы были сизые, вроде бы стальные, длиною по ладони, и делалось их все больше. Влад сидел, не шевелясь, и с опаской гадал: а ну как такой вот геморрой вскочит под нежным человечьим седалищем? Лучше замереть и исполнять указание Тоха. То есть молча смотреть на загривок Кайена, после ошиповки эксклюзивно политональный, вроде бы дома такая покраска называлась - 'ксералик'. Костик как-то рассказывал...
– Жди, -
Буг зарычал так низко и страшно, что трава близ дорожки опасливо прилегла, норовя отстраниться от зверя. Влад моргнул и рискнул поверить: не просто прилегла, расползается! Подвижная трава? Спохватившись, он снова уставился на башку Кайена.
– В нашей игре правила сложны, - вкрадчиво сообщил голос из-за спины.
– Сидите и не шевелитесь, просто слушайте. Подсказки два раза не повторяют. Вы ценный груз. Пока что вы способствуете чужому развитию и остаетесь сами без возможности роста. Приручив буга, вы совершите первый шаг к обретению самостоятельности. Для приручения надо накормить его тем, что ваш... хозяин носит в черном мешочке при поясе, справа. Можете спросить и проверить, это не яд. Помните: в лесу всякий имеет право развиваться, мы люди, у нас есть потенциал роста. В поселке вы - слабый, вы во власти своего спутника. В замке, куда он вас хочет отдать, выменяв на право зимовки, вы уже не будете иметь возможности выбора. Итак, ваш первый ход...
Влад потряс головой, пытаясь избавиться от наваждения. Сознание плыло, уверенность в том, что мир нереален, росла и делала окружающее зыбким, картонным. В пропорциях чудилась неестественность, в дальних предметах - фальшь допотопной мультяшности, когда фон рисовался отдельно и прокручивался при движении героев, как рулон...
Тох разогнулся, покидая дом через низкую дверь. Он нес пузатый мешок и выглядел довольным. Буг затих, начал с легким шелестом втягивать шипы.
– Мирного леса, - пробасили с вышки, когда Тох покинул селение.
– Спокойных корней, - не оборачиваясь, откликнулся анг. Бросил мешок на спину буга позади седока, и мех словно прилип к поклаже, удерживая её.
Влад зажмурился, прикусил губу. Больно. Если все это - не настоящее, то будет ли вред от прокушенной куда сильнее губы? Где та грань, что отделяет допустимое увечье от недопустимого по местным игровым правилам? И велика ли вина того, кто желает 'угнать' у здешнего крутого братка его шикарный Кайен?
Каждый желает занять лучшее место, тем более в игре. Случайная команда - по опыту сетевых игр помнил Влад - это разношерстное сборище, где каждый игрок преследует собственные цели, не забывая просить о помощи и бодро изображать сплоченность. Но за словами скрыта молчаливая готовность избрать стратегию роста без учета интересов партнеров. Потому что каждый сам за себя, особенно это верно для разовых групп. И вообще, по главному счету - каждый все равно играет за себя, в виртуале и реале. Он продвигается, тесня конкурентов, позволяя им совершать ошибки и набивать шишки. Дружба без намека на взаимную полезность - расточительная роскошь, которую себе позволяют чудаковатые люди вроде Костика. Сильные, сложные и умеющие так все повернуть, что вроде бы неизбежно их правда оказывается главной, а польза - общей. Раз так, они лезут, норовят обвинить в ошибках и предложить пути их исправления, как было с недавним походом на день рождения Альки. Но становится ли лучше от насильственной помощи? Разве налаживаются отношения или, хотя бы, появляется душевный покой? Наоборот, остается осадок в душе, подобный накипи на дне чайника.
И кто такой анг Тох, наглее Костика лезущий не в друзья даже - в спасители! Кто он, чтобы верить ему, считать его интересы совпадающими с собственными? Кто он в нынешней игре? Уже нет сомнений, что игра идет, чужая непонятная игра... в которой пока что ты - комок слизи. Меньше, чем ничто. Анг это видел, помнит и хранит намеком в чуть прищуренном взгляде.
Буг игриво изогнулся, ныряя под ветки и одновременно протираясь мягкой шерстью по боку анга. Тох хлопнул зверя по шее - и прибавил шаг, восстанавливая привычный порядок
Лес понемногу светлел, отмечая приближение полудня. Плотные золотые полотнища лучей натягивались одно за одним. Словно вывешенные на ветвях ради праздника, они трепетали, полнясь суетой мелкой и крупной мошкары, ткущей узор изменчивой вышивки...
Чужой лес, от которого болит голова, чья красота сперва поражает, затем настораживает. А после начинает раздражать и угнетать. Мошкара зудит у самых ушей, бросив вышивку и почуяв пот. Вьется ближе и гуще, опознав нездешнего, слабого. Отбиваться и отмахиваться трудно. На всякое движение буг взрыкивает, ветви зло шуршат. Даже трава - и та умудряется показать враждебность, оцарапав или хлестнув по ноге. Дышится тяжело, прелая влажность забивает горло, першит и саднит. Горькая, как ком слюны, мысль о курении, вряд ли возможном в Нитле, навязчиво заслоняет все иные, кроме мечты о привале. Не может проклятый анг бесконечно рысить чуть вразвалочку, почти лениво - и очень быстро. Теперь, сквозь заливающий глаза пот, он не кажется человеком. Люди не могут переть без отдыха, да еще так, что на их одежде не выступают пятна пота.
– Устал?
Влад вздрогнул, отвлекаясь от тупого изучения загривка буга. Оказывается, уже давно он сидел, почти уткнувшись носом в мех и ни на что более не тратя себя. Он иссяк. Перегорел от избытка окружающей чуждости, от своего неверия в этот мир - и неумения в нем прижиться, найти место. Вряд ли здесь есть нужда в презентациях. Трудно ждать нормированного рабочего дня, должностных инструкций, потребности в организации выставок или тендеров. Тут торговля сводится к первобытному мену, а главенствует, вероятно, право сильного.
Руки Тоха поддели под локти. В одно движение вывернули из седла - и устроили на чем-то упоительно мягком, оптимистично рыжем. Мех? Пух? Не в силах противиться очарованию загадочной ткани, Влад улыбнулся и погладил её, нагнулся, зарылся в рыжее лицом, ощущая вожделенный запах сигаретного дыма. Несколько резких вдохов - и мир сделался вполне хорош...
– Мех чера, - мрачно усмехнулся Тох, отвечая на незаданный вслух вопрос.
– Иной раз эта дрянь дает желанное. Но способна и отобрать необходимое. Поосторожнее с ним, привыкнешь - он будет это знать.
– Чер, - шепнул Влад, гладя мех.
– Он ростом в трех бугов, - кивнул Тох.
– Живет обыкновенно в каменных пустынях юга. Лесу и людям не враг, но и не друг. Сам по себе. Гордый. Под седло не встает никогда. Мы, анги, уважаем черов за их понимание свободы. Но порой они переходят грань... Этот повадился следовать за моим учителем клинкового дела. Старик однажды исчез. Я искал его, долго искал, - Тох поморщился и отбросил мех в сторону, устраиваясь на траве.
– Слишком долго. Он уже оседлал чера, поддавшись его обольщению и обещанию объединения сил. Старик стал частью твари. Врос, потерял себя. Когда я выследил рыжего, он смотрел на меня глазами учителя... Он мог желать и думать, но получалось у него как-то дико, по-звериному. Возомнил себя высшим и решил присвоить пустыню, угнездившись в очищенном от людей замке у основания южного луча. Вот так. Я был в полном доспехе, однако он знал все обо мне, он ведь еще человеком меня учил и...
– Тох снова поморщился, быстро растер руку у локтя.
– Бой, о котором не желаю вспоминать. Зато я обрел Брона. Тот выродок удавил всех старших в его логове и взял себе щенка буга, вроде как - игрушкой.
– Шкура?
– с трудом выговорил Влад.
– Зачем снял и вожу с собой?
– догадался Тох.
– Это не шкура, лишь малая часть с брюшины. Прошлое надо оставлять за спиной, бой надежнее иных способов отрезает прошлое и делает невозвратным. А шкура... Редчайшая вещь. Полезная, и, если знать её коварство, безопасная. Затачивает меч - он ведь был мастер клинков. Залечивает раны, останавливает кровь. Иногда позволяет восстановить силы... слабым. Зачем вдыхаешь так жадно?
– Я курю, - с разгону сообщил Влад на русском. Показал, постепенно раздражаясь, как затягивается и стряхивает пепел. Досадуя на непослушность горла, выговорил всего одно здешнее слово: - Дым.