Восхитительная
Шрифт:
Верити растерянно заморгала:
– И как бы меня приняли?
– Как сегодня, – холодно ответил Стюарт. – Полагаю, я уже указал вам на дверь.
– Потому что я была кухаркой у Берти? Я же сказала вам – я никто.
– Нет, это я был никто. А вас знали повсюду. Единственным слугой в Британии, чья дурная слава превосходит вашу, был шотландец нашей королевы. [25]
– В самом деле? – тихо спросила Верити, опуская глаза. – Не знала, что обо мне злословили в каждом доме.
25
Джон
– Поверьте, так и было. – Стюарт допил то, что еще оставалось в стакане. – Даже те, кто смог бы отличить Берти от герцога Веллингтонского, думали, что вы самая выдающаяся сука с тех пор, как изобрели матрас.
Мадам Дюран побледнела.
– Десять лет я потратил на ваши поиски. Десять лет преданности и верности! Тратил деньги на детективов – а ведь я поклялся, что не прикоснусь к ним. Я мог бы жениться, завести детей. Зачем я обожествлял ваш лживый образ? Вы были моим идолом, потому что вам не хватило порядочности отпустить меня на свободу. Вы позволили мне цепляться за ложные воспоминания и ложные надежды.
Верити даже отшатнулась, словно тяжесть его гнева грозила придавить ее.
– Я подумала, что утром вы пожалеете о своем предложении, – сказала Верити, приложив руку к сердцу и честно глядя ему в глаза. – Не захотите иметь со мной ничего общего, когда взойдет солнце…
– Вы были правы. Не захотел бы – если бы только знал, кто вы! Поэтому-то вы держали язык за зубами, не так ли? Хотели сохранить иллюзию. Знали, что я на пушечный выстрел не подойду к Верити Дюран, поэтому не дали мне шанса от нее отказаться. Увезли иллюзию с собой в Фэрли-Парк, оставив мне на память кусочки головоломки.
– Неправда. Я никогда не хотела…
– Не важно, чего вы хотели! Уверен, у вас наготове тьма благовидных отговорок и, вполне допускаю, вы свято в них верите. Но вы сделали именно то, что сделали – увезли с собой иллюзию, предоставив мне ломать голову.
– Мне жаль.
– Вам жаль? Десять лет я ждал, что вы вернетесь. Хранил галоши, словно щепки Креста Господня. Бросал деньги в ящики для подаяний в каждой церкви, что попадались мне на улицах, в напрасной надежде, что на небе есть Бог и я могу его подкупить, чтобы он вас берег. А когда я наконец сдался и решил остепениться, вот тут-то вы и появились и заставили влюбиться в себя заново, прекрасно понимая, что ничего, кроме несчастья, ваша затея не принесла.
– Мне жаль. Я не хотела…
Стюарт так и не понял, что случилось. Стакана с виски больше не было в его руке – он пролетел кабинет наискось и разбился о каминную полку. Лицо Верити сделалось белее снятого молока.
– Если в ваших планах не было ничего подобного, вы бы ушли сразу после похорон Берти. Вы бы не скрывали лицо. Или не открыли бы его никогда. А теперь уходите, прошу вас. И уезжайте подальше…
– Стюарт…
– Не помню, чтобы давал вам разрешение называть меня по имени. Воздержитесь от подобных вольностей.
Верити смотрела на него долгим умоляющим взглядом, упрямо продолжая на что-то надеяться. Потом мало-помалу ее надежда начала таять. Стюарт потерял терпение.
– Уходите.
Она остановилась возле двери, все еще надеясь, что он передумает. Стюарт не смотрел в ее сторону. Верити вышла из кабинета.
Наконец Стюарт услышал, как хлопнула входная дверь. Закрыл глаза. Он не раз мечтал, как будет счастлив, когда она вернется. Как в сказках, назначение которых – не дать детям отчаяться раньше времени, пока жизнь не коснется их суровой рукой. Но Стюарт верил, верил, как большой ребенок – в лунную пыль, звездный свет и все такое.
Несбыточные мечты.
«И не жили они долго и счастливо.
Конец».
Дом номер тридцать один по Йорк-плейс представлял собой малопривлекательное строение бурого кирпича с двумя эркерами и пустыми цветочными ящиками под каждым из шести окон. Эти шесть окон поровну распределялись между тремя верхними этажами, пропорционально уменьшаясь в размерах от этажа к этажу. Лиззи разглядывала дом, запрокинув голову.
Глубоко вздохнув, она постучала в парадную дверь. Краска на двери давно выцвела, из черной превратившись в темно-серую. Ей отчаянно хотелось повидать мистера Марсдена с того самого обеда у Стюарта. Но дальнейших встреч не предполагалось. Поэтому этим воскресным днем, когда отец прилег вздремнуть, а слуги разошлись кто куда, Лиззи, никому не сказав ни слова, решила сама отправиться к нему с визитом.
Пять недель, считанные дни до свадьбы – самое время задуматься, не сделала ли она большую ошибку? Ужасно.
Дверь отворилась неожиданно скоро, и на улицу вырвался приглушенный, но бурный взрыв мужского смеха. Ноги Лиззи словно примерзли к земле. Иначе она бы просто убежала.
– Добрый день, мисс, – приветствовала ее низенькая опрятная женщина, отворившая дверь. Она держалась спокойно и очень дружелюбно. – Мистера Тодда сегодня нет дома. Но если хотите, можете оставить ему свою визитную карточку.
Мистер Тодд был каллиграфом, который жил в одном доме с мистером Марсденом. Из его-то карточки Лиззи и выяснила адрес.
– Я хотела бы повидать мистера Марсдена. Женщина, по виду домохозяйка, слегка удивилась.
– Конечно, мисс. Мистер Марсден дома. Сейчас я отнесу ему вашу визитную карточку.
Она заспешила вверх по узкой скрипучей лестнице. Лиззи огляделась по сторонам. Изнутри дом выглядел почти респектабельным, но вот элегантной обстановку никто бы не назвал. Свежие пятна штукатурки на потолке свидетельствовали о неустанной борьбе с грязью и копотью Лондона – борьбе, из которой вряд ли можно было выйти победителем. В воздухе носились запахи льняного масла и сапожной ваксы. В приоткрытую дверь Лиззи могла видеть тесную гостиную хозяйки; тощая полосатая кошка мирно дремала в кресле-качалке, обитой розовым ситцем.
За следующей дверью неожиданно стих гул разговора. У Лиззи душа ушла в пятки. Она выбрала неудачное время для визита, но ей необходимо с ним поговорить! Она и так ждала слишком долго подходящего случая. Снова появилась хозяйка:
– Прошу вас, следуйте за мной.
Женщина провела Лиззи в маленькую, но на удивление светлую и веселую гостиную, веселую благодаря соломенно-желтым обоям, на которых плыли причудливые шары и воздушные корабли. В гостиной сидели трое мужчин. Мистер Марсден, сияя от удовольствия, поспешил ей навстречу, сердечно пожал руку, и Лиззи перестала стесняться незнакомой компании.