Восхитительная
Шрифт:
– Значит, вы… испытывали ко мне привязанность?
– Значит, так англичане называют одержимость к посещению симфонических концертов в любое время дня и ночи?
Лиззи схватила чашку с холодным чаем и осушила ее до дна.
– Вы сами англичанин и прекрасно знаете, как это называется.
– Что ж, хорошо. Я питаю к вам привязанность, против которой бессильны любые доводы. Все это ужасно несдержанно и страшно осложняет жизнь. Нет ли у вас разумного совета, как справиться с напастью?
Лиззи вовсе не считала его чувство напастью.
– Почему вы не дали мне знать раньше?
– Когда
– Вы, кажется, не проявили должной осмотрительности в выборе объекта своей привязанности, мистер Марсден.
– Привязанность выбирает сама. Мы лишь находим резоны для ее оправдания.
– Какие же резоны были у вас, когда вы полагали, что я – последовательница Сафо?
– Что мадам Белло могла и ошибаться.
– Почему не спросили меня?
– Боялся убедиться в ее правоте. Но позже, когда вы собрались замуж за мистера Сомерсета, я не смог сдержаться и потом горько сожалел о своем порыве.
Лиззи пристально смотрела на собеседника:
– Почему? Вы же хотели, чтобы мадам Белло оказалась не права. Теперь вы точно знаете – она ошибалась.
– Да, но мне было легче смириться с вашим браком с мистером Сомерсетом, если бы я по-прежнему считал иначе.
– Так вот почему вы наконец раскрыли карты! Не могли больше терпеть мысль, что я выйду за мистера Сомерсета.
Марсден было схватил со стола кокосовое печенье, но тут же положил его обратно. Долю секунды они стояли так близко, словно собирались танцевать вальс, – слишком близко, чтобы просто разговаривать. Но Лиззи не шелохнулась.
Она как завороженная смотрела на его серебряную булавку, которая поначалу показалась ей слишком простой. Вблизи, однако, можно было разглядеть, что она сделана в форме тюльпана. Лиззи начинала нравиться его манера одеваться без особых затей и вычурности. Впрочем, иногда с большой фантазией – вроде крылатых кораблей на обоях гостиной.
Подушечкой большого пальца Марсден погладил ее подбородок. Возникло ощущение сродни тому, словно внезапно натыкаешься на дикое животное – на оленя, к примеру. Ничего опасного, но все непредсказуемо.
– Означает ли ваше присутствие здесь то, что я думаю?
Его рука скользнула вниз и задержалась возле губ, дожидаясь, когда она заговорит, чтобы почувствовать, как дрожит кожа. Лиззи боялась вздохнуть.
– Не знаю, что вы думаете. Я пришла узнать, не вы ли присылали мне цветы.
– Можно было спросить в письме. Не стоило рисковать, приходя сюда..
Ладонь Марсдена легла ей на затылок, сильная, теплая и настойчивая.
– Ничем я не рискую, – прошептала Лиззи.
– Нет?
И он наконец ее поцеловал.
В тот момент, когда их губы соприкоснулись, Лиззи поняла значение слова «привязанность», что значит – «безудержное желание слушать симфонический концерт в любое время дня и ночи». Ее не удивила страсть Марсдена – она давно предчувствовала ее в нем. Девушку потрясла сила собственной страсти. Ей нравилось быть с Генри – но не настолько. Она хотела принадлежать мистеру Марсдену – Уиллу. Хотела вырвать эту чудесную старинную булавку и зашвырнуть куда подальше, потому что она ей мешала.
Лиззи отпрянула:
– Не могу обманывать мистера Сомерсета.
– Тогда скажите ему, что не выйдете за него.
– А что потом? Выйти за вас?
– Это было бы рискованно – ведь у вас непростой характер. Уверен, вы и сами это знаете. Но я игрок.
– Вы игрок? – вскричала Лиззи. – Да вам нечего терять. А я не хочу, чтобы моим уделом стала нищета. Моя гордость этого не переживет.
– Тогда поступайте, как велит гордость. Девушка испуганно вздрогнула.
– Простите?
– Я не век буду служить в секретарях. Однако крайне маловероятно, что у меня будет загородный дом. И домом в Белгрейвии я, возможно, тоже не сумею обзавестись. Поэтому, если гордость для вас превыше всего, выходите за мистера Сомерсета и наслаждайтесь всеми благами, которые принесет этот брак, – объяснил Уилл с самым серьезным видом.
– Мне хотелось бы, чтобы вы убедили меня взглянуть на вещи с вашей точки зрения!
– Я не желаю вас убеждать. Хочу, чтобы вы сами – только сами! – приняли решение.
Лиззи ушла в дальний угол гостиной – не очень далеко – и обернулась, рискуя задеть резную этажерку с книгами и журналами.
– Вы же понимаете, что я предпочту ничего не делать сама! Мне хочется следовать курсом, который уже проложен и оплачен…
Марсден усмехнулся:
– Как вы помните, я занимался организацией вашей свадьбы. Свадьба обещает быть грандиозной! Если передумаете выходить за мистера Сомерсета, уйма времени, сил и денег окажется потраченной впустую. А на ваше место выстроится очередь издам, если вы решите его освободить.
Лиззи в отчаянии заломила руки:
– Вы совсем не хотите мне помочь!
– Я как раз вам помогаю, насколько хватает моего разумения.
Он подошел к забившейся в угол девушке и погладил по лицу – провел пальцем по линии бровей. Жест поразил Лиззи своей интимностью.
– Вы упрямица, Лиззи. Вам нравится все, что блестит. Вы хотите видеть Лондон у своих ног. Но здесь, – Уилл Марсден на миг задержал ладонь возле ее сердца, – живут такие несуразные романтические мечты!
– Я всегда казалась себе довольно циничной.
– И я считал себя циником. А для циника нет худшего наказания, чем влюбиться и понять, что цинизм может быть отличным щитом против пустых увлечений, но ему не устоять перед истинной любовью.
– Никогда не думала, что могу так влюбиться, – призналась Лиззи запальчиво.
– Я тоже не думал, что вы на такое способны. Что дает мне основания серьезно за себя тревожиться.
Лиззи возмущенно воскликнула:
– Чудесный комплимент женщине, которую любишь!
– Я не хочу вас оскорбить. Выйти замуж за человека ниже себя по положению – это противоречит инстинкту большинства женщин нашего класса. Я не могу обещать вам совершенного счастья: его просто не существует. Время от времени нам будет казаться, что наша совместная жизнь не удалась. Не раз вы позавидуете новой миссис Сомерсет и пожалеете о своем выборе. И я не знаю, достанет ли вам мудрости, чтобы преодолеть неизбежные задние мысли – и преодолевать их вновь и вновь.