Восхитительный куш

Федорова Полина

— Говорите же! — повысила голос Мария Федоровна.

— Мое происхождение… — презрительно дернув уголком губ, начал Тауберг.

— Замолчите! — перебила она его. — Не смейте говорить о себе в таком тоне! В ваших жилах течет императорская кровь! Неужели вы полагаете, что недостаточно хороши для княгини Голицыной? Друг мой, — уже мягче произнесла она, — конечно, я и сейчас не хотела бы, чтобы наш разговор вышел за стены этого кабинета. — Она твердо взглянула в лицо Тауберга, и Иван утвердительно кивнул в ответ на невысказанную просьбу. — Ни

к чему эпатировать общество. Из нашей семьи только я, император Александр и вы знаем правду. Но вы можете рассказать о нашем разговоре княгине, ежели сочтете необходимым. Для нее это может оказаться важным.

— Скорее это важно для меня.

— Я понимаю. Гордиться обстоятельствами вашего рождения, возможно, трудно, но происхождение у вас самое что ни на есть отменное. Берите с благодарностью, что дает вам судьба. Не гневите Бога. И не тяните с венчанием, репутация княгини в глазах света уже достаточно скомпрометирована. Мой вам добрый совет, обручитесь на святках. — Она на секунду задумалась. — Новогодний бал в Зимнем — прекрасный повод показать, что императорская семья благосклонно отнесется к вашему будущему браку и будет покровительствовать ему. А после Крещения и свадьбу справите. Да, так и сделаем.

Вдовствующая императрица поднялась с кресел, встал и Иван. Он склонился перед ней. Мария Федоровна, чуть помедлив, опустила руку на его белокурую голову и поцеловала в макушку. Уже уходя, она обернулась к Таубергу.

— И перестаньте, друг мой, бодаться с князем Голицыным. Я переживаю за вас.

— Как прикажете, мадам, — покорно ответил Иван, снова склонившись в глубоком поклоне.

Когда Ромодановский через внутренние службы вывел его из дворца, к служебному подъезду, вздымая снежную пыль, подкатили сани с Волховским.

— Тевтон, садись ко мне, — окликнул он Тауберга.

Князь Ромодановский насмешливо приподнял брови и сказал:

— Ах, Борис Сергеевич, лихо вы берете на поворотах. Как бы не перевернуться.

— Колесо Фортуны, ваше сиятельство, на то и круглое: то вверх, то вниз, — весело отозвался Волховской. — А Господь либо выручит, либо выучит.

Когда Тауберг устроился рядом с другом, его била мелкая дрожь, зуб не попадал на зуб то ли от мороза, то ли от оглушающих откровений этого вечера. Борис с тревогой взглянул в потрясенное лицо Ивана.

— Что с тобой? Ты как будто не в себе. Случилось что? — вопрос за вопросом срывались с его губ.

— Даже не спрашивай, Борис, не отвечу. Не могу, слово дал. Одно скажу — Александру Аркадьевну я теперь не отпущу!

— Вон оно что, — довольно хохотнул Волховской. — Не можешь, так не говори. Только зацепка-то есть, а далее я и без тебя дознаюсь.

19

— Александра Аркадьевна, — начал Тауберг, глядя в. заплаканные глаза княгини, — я бы тоже хотел задать вам один очень важный вопрос, но прежде выслушайте меня. Возможно, после этого ваше отношение ко мне не останется прежним.

— Даже не

надейся на это, — слегка улыбнулась Александра, но, увидев серьезное, даже несколько суровое выражение его лица, встревожилась. — Бог мой, ты женат? У тебя дети? Говори же скорее, не томи.

— Какое же у тебя, однако, богатое воображение, дорогая, — поддразнил ее Иван. — Не волнуйся, этих грехов за мной не водится.

— Так что же тогда?

— Ты имеешь право знать все обо мне и… о моем происхождении. — Иван с трудом подбирал нужные слова. — Моя матушка в пору юности жила в Гатчине и была кофешенкой у великой княгини, ныне вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Потом она вышла замуж за небогатого дворянина Федора Тауберга, они переехали в Москву. Там я и родился.

Иван замолчал, не решаясь сказать самое главное.

— Это и есть твоя страшная тайна? — в недоумении посмотрела на него Александра. — Никак не могу понять, к чему ты ведешь?

Иван вздохнул.

— Моим отцом был не господин Тауберг, венчание с ним лишь прикрыло грех матушки. — Теперь уже Иван с тревогой всматривался в ее лицо, боясь прочесть на нем презрение или негодование.

Княгиня изумленно распахнула глаза, щеки ее порозовели.

— Не из-за этого ли ты тут мне недавно твердил, что недостоин меня, — воскликнула она. — Глупый ты человек! Понапрасну только меня мучил. Что мне за дело до твоего происхождения!

— Погоди негодовать, — остановил ее Иван, — поставь себя на мое место. Как я мог с таким пятном мечтать о том, чтобы соединить свою судьбу с твоей, завести детей.

— Нашим детям хватит и моих предков, если для тебя это так важно. Оставим пустые разговоры. Переходи, пожалуйста, к главному.

— К главному? — замялся Иван, не решаясь произнести имя своего отца.

— Да, к главному, — настойчиво повторила княгиня и подсказала — к предложению.

— К какому? — искренне удивился Тауберг.

— Руки и сердца. Или ты не собираешься его делать? — подозрительно взглянула на него княгиня.

— А я разве еще не сделал этого? — уже шутливо отозвался Иван и получил легкий тычок в бок. — Сдаюсь, помилосердствуй. — Он взял ее руки в свои, прижал чуть вздрогнувшие пальцы к губам и уже серьезно проговорил: — Александра Аркадьевна, окажите мне честь, будьте моей женой. Без вас моя жизнь пуста и бессмысленна. Я всей душой люблю вас.

Глаза Александры вновь наполнились слезами, только на сей раз радостными.

— Да, — ответила она, — я согласна.

Он наклонился и нежно поцеловал ее губы, обещавшие в будущем так много. Неясный шум за дверью привлек внимание Ивана и заставил его оторваться от Александры.

— Пашка! — раздраженно крикнул он. — Опять подслушиваешь, личарда!

В дверях показалась смущенная физиономия камердинера.

— Как можно, ваше благородие, — укоризненно произнес он, — да ни в жисть. Окромя того, гуторите вы уж совсем тихохонько, разе тут что услышишь.

— И что же ты успел разобрать?