Восход черной звезды
Шрифт:
Очень ласковая улыбка, и обхватив ладонями мое лицо, кесарь с невероятной нежностью произнес:
– Да, я чудовище… ты даже не представляешь себе насколько, но… мы в Эррадарасе, а здесь люди даже не низшее сословие — вы рабы… И здесь, моя коварная, без меня, ты никто.
И отпустив меня, он вновь начал свой танец на поляне… Гибкий змей поднялся на камень, и с видом истинного властителя оглядел горизонты. Кесарь был прекрасен, ужасающе прекрасен в этом своем безумном ликовании… И я бы порадовалась за него, вот только… Ненавижу!
Но император был слишком
– Смотри, нежная моя, — он раскинул руки, — смотри как прекрасна магия светлых!
Свет! Ослепительный белый свет вырвался из его груди… воспарил удивительно прекрасной огненной птицей, и взмыл ввысь…
Но если это лишь огонь, почему я расслышала протяжный птичий крик?! А кесарь продолжал стоять, раскинув руки, и словно окаменел. И я потянулась к ветру… ветер пел вокруг, но он не подчинялся мне… Я потянулась к земле… но и она не слышала зова… Магия покинула меня! Кесарь сказал правду — я здесь никто!
Огромная огненная птица, совершив круг, вернулась в тело хозяина и светлый ликующе расхохотался. Он упивался своей силой и победой. Мне оставалось лишь познать всю бездну отчаяния.
– Мы близ Лунного Дворца, — не оборачиваясь, сообщил кесарь, — здесь не более тысячи шагов до Радужной дороги, там портал перехода и мы перенесемся в Элиргар. Моя империя ждет!
Я снова села на землю, обняла колени и, глядя на черное солнце, устало произнесла:
– Прошло триста лет… другие правители правят.
Его смех и ликующее:
– Не более года минуло в Эррадарасе! В округе нет темных, а значит, война не завершена. Столица ждет нас, Кари Онеиро!
И повернувшись, мне протянули руку.
Убила бы, с каким удовольствием я убила бы! Но не хотелось ничего, даже шевелиться. Словно меня покинула не только магия, но и все жизненные силы. Слезы вновь текли по щекам и падали на испачканную, окровавленную и разрезанную рубашку… Я хотела остаться одна… хоть ненадолго, просто пожалеть себя, и лишь затем думать над тем, как мне жить теперь. Были и глупые мысли о самоубийстве, но… смерть путь слабых, а я слабой не являлась.
– Нежная моя, — кесарь подошел ближе, — ты не усвоила урока и при повторении! Не смей даже пытаться меня игнорировать.
Я подняла голову, смахнула слезы и искренне ответила:
– Да пошли вы… к гоблинам на завтрак! И на ужин и в качестве десерта! Имейте хоть каплю совести и оставьте меня. Если рядом есть люди, значит, я дойду до поселения сама. Я лучше буду рабыней, чем соглашусь видеть вашу полную ликования рожу и дальше! Ступайте, кесарь, вас ждут. Идите, ликуйте, упивайтесь осознанием собственной победы, а я… пойду своим путем… В конце концов, у меня есть я, а это что-то да значит.
Он больше не смеялся. Он с улыбкой смотрел как я молча плачу над собой, своей жизнью и тем, что, похоже, остаток выделенных мне небом лет проведу в мире освещенном двумя светилами.
– Катриона, — кесарь наклонился ко мне, — ты не поняла — это не Рассветный мир, здесь нет
Рабы… рабы были и в Рассветном мире, но это были времена далекого и темного прошлого… Хотя существовало же рабство и в Прайде до моего над ней воцарения. Какие эти светлые отсталые!
– Как я уже сказала, — сдерживаемые рыдания говорить мешал и, — ступайте… а я подумаю, что делать дальше.
Я не ждала многого, прекрасно понимая, что надеяться на его милосердие, по меньшей мере, глупо, но слова кесаря удивили:
– Катриона, нежная моя, — он прикоснулся к моему лицу, обвел большим пальцем губы, — у тебя есть два варианта. Первый — ты идешь в Элиргар, где становишься повелительницей моей империи, живешь в роскоши и пользуешься всеми правами светлой, и второй — ты можешь остаться здесь, и тогда я не поставлю и медного рха на твою жизнь. Решать тебе, нежная моя, — есть я и огромное государство, которым будешь управлять ты, пока я займусь военными делами, и есть одиночество в мире, где ты не знаешь языка, не являешься особой королевской крови и уродлива настолько, что карьерный рост составит путь от дешевой шлюхи до свинарки.
И щелкнув меня по носу, великий кесарь выпрямился, насмешливо глядя на жертву собственных многолетних интриг.
А я думала. Благородная принцесса осталась бы сидеть и ждать спасения… Гордая принцесса поторопилась бы бежать прочь, слабая покончила с собой, дабы не испытывать мучений. А я… я никогда не была ни гордой, осознавая, что иной раз пламя гордости требует слишком дорогой цены, ни благородной, прекрасно понимая, что, благородство не особо успешный путь для выживания, ни слабой. Слабость — не то качество, которое может позволить себе наследница королевства.
– Ты благоразумная принцесса, коварная моя, — император Араэден протянул мне руку, — и ты пойдешь со мной.
Я хочу жить. Я хочу вернуться домой, я хочу обладать свободой в мире, о котором не ведаю ничего!
Поднявшись, повторно отряхнула юбку, смерила полным ненависти взглядом своего супруга и повелителя и сквозь зубы ответила:
– Хорошо… Но у меня есть условия!
Да, к такому император явно не привык. Однако теперь, когда наши взаимоотношения не грозили благополучию Оитлона, разговаривать с кесарем стало намного проще. И больше не будет молчаливого подчинения ни в чем. Хватит!
Кесарь, несомненно, считал все мои мысли, но вместо ужасающеласковой улыбки, я увидела внимательный взгляд, и услышала:
– Условия?! Кари Онеиро, нежная моя, просто хочу, чтобы ты поняла, — шаг, и император оказался в опасной близости.
Хотя о чем это я — с ним на любом расстоянии опасно.
– Рад, что ты и это понимаешь, — жестокая усмешка скользнула по тонким губам, — а теперь запомни, коварная моя, никто и никогда не будет ставить мне условий, равно как и выдвигать требования.