Восход Красной Луны
Шрифт:
Она изогнула бровь, вновь обращая взор на психолога. Сальваторе, кажется, был обескуражен, но решил не проявлять своих эмоций. Он пожал плечами, и его лицо приняло спокойный, невозмутимый и даже безразличный вид.
– Да, вполне.
– Я могу идти? Моя сестра ответит точно так же. Мы скажем, что были у вас, и вы добросовестно исполняли свою работу, а вы не будете мучить нас. А?
В ее голосе было столько апатии и безразличия, что, казалось, будто она вообще ничего не боялась. Такой социальный тип был знаком Деймону, но сам он редко с ним общался.
Но, сейчас он сказал:
– Тебе нравятся животные, Елена?
Шатенка с неким удивлением посмотрела на Деймона, и в этом взгляде читалось что-то типа: «Что за фигню он несет?».
– Зачем это?
– Ну, вряд ли тебе будет интересно слушать о моей работе. Просто ответь, тебе нравятся кошки, собаки?
– Мне пофиг на них.
Обычно, если человеку нравятся животные, или он проявляет какую-то симпатию к ним, то человек не способен на жестокость. Это была личная теория Сальваторе и сейчас, получив отрицательный ответ, и сообщение о том, что сестры увлекаются эстетикой смерти, он призадумался, что, может, эти девушки чего-то и недоговаривают.
– Ну а кто-то из животных тебя привлекает?
– Да. По одному каналу я смотрела, как питон душит свою жертву. И еще, я бы с радостью завела тарантула.
– Ты относишься к какому-либо виду субкультуры?
– Конечно, - усмехнулась Гилберт.- К субкультуре безмозглых, тупорылых старшеклассников. Я могу идти?
Он выдохнул, но был рад тому, что смог получить хоть какую-то информацию от этой ученицы.
– Да. Позови свою сестру.
Появление Кэтрин несколько отличалось. От нее пахло сигаретами. На Кэтрин были одеты черные, прямые джинсы, футболка, закрывающая зону декольте и длинная, растянутая, вязаная, черная кофта. Волосы распущены, но не расчесаны. Та же апатия читалась в глазах. Но было и кое-что другое – некая насмешка и самоуверенность. Несмотря на идентичность внешности, характеры все же отличались.
Кэтрин уселась на стул и уставилась на Деймона, оценивая его внешность. Да, ей было плевать на противоположный пол, но это было скорее психологическое давление на Сальваторе, стремление показать отсутствие стеснения или неловкости.
– Вы будете мне мозги промывать, да?
Деймон отложил бумаги, понимая, что стандартные вопросы тут лишь усугубят ситуацию, и откинулся на спинку кресла.
– Тебя тоже привлекает эстетика смерти?
– Да.
– Что ты в этом находишь привлекательного?
Кэтрин усмехнулась и, резко выпрямившись, приблизилась к мужчине.
– Решили пойти на хитрость? Что ж, будь по-вашему. Что меня привлекает? – кривая усмешка исказила ее симпатичное личико.
– Тишина. Мертвые люди тихие и спокойные. Они не несут чушь, не курят травку, не трахаются. Особенно, если смерть необычная – то тут, как будто некое вдохновение. Я красиво говорю, не находите?
– Твое поведение девиантно. Понимаешь? Оно отклоняется от социальных норм. Я лишь пытаюсь выяснить причину….
– Причину? – усмехнулась Кэтрин. – Да не ищите. Я могу вам сказать все сама. Я ненавижу и презираю весь этот гребанный мир. Кроме Елены, меня не интересует никто. Я та, кто ненавидит людей! Я из тех, кто ненавидит собственное ничтожество! Мои родители неплохие, глупые люди. Глупые люди – самые искренние. Но они тупые. Однако, я все равно испытываю тошноту, находясь рядом с ними!
Мизантропические отклонения чаще всего вызывают девиантное поведение. Сестры сторонятся общества, отвергают социальные нормы и, что самое страшное, совершенно не грезят о светлом будущем. Отсюда такое отчуждение. Просто нет стремлений, а также нет мечтаний. Им бы попить успокоительные средства, пройти курс реабилитации, но Деймон знает, что это бессмысленно. Он выдохнул.
– Можешь идти.
Она поднялась, и Сальваторе только услышал, как хлопнула дверь. Опираясь локтями о стол, он закрыл лицо руками и постарался совладать с тем, что тоска вновь овладела его сердцем. Надо было снова примиряться с реалиями уже более малой Вселенной: данной школы.
Когда Кэтрин вошла в кабинет психолога, Елена подарила сестре взгляд полный сочувствия и отправилась дальше по коридорам школы. Она напоминала какую-то мрачную, черную фигуру, тень. Все будто сторонились ее.
– Эй! Гилберт!
Шатенка закатила глаза и лишь ускорила шаг. Ей вообще не хотелось ни с кем общаться. Тем более, с этим парнем.
– Да постой ты!
Он положил руку на ее плечо и девушка, резко отмахнувшись, обернулась. В ее взгляде читалось некое презрение и создавалось впечатление, что она ненавидит любые касания, какие бы они ни были.
– Какого хрена тебе от меня нужно?
– У меня вечеринка сегодня. Может, придешь?
Гилберт внимательно оглядела Коула все с тем же презрением и злобой. Из ее наушников снова доносилась громкая, шумная музыка и взгляд хищницы заставили Майклсона чему-то улыбнуться.
– Просто повеселимся?
– Ладно.
Вообще-то, Елена сказал это только затем, чтобы он отвязался. Гилберт понимала, что она, наверняка, является частью какого-нибудь спора и, наверняка, будет подвержена очередной насмешке. Майклсону всегда было плевать на нее. И как еще можно проявить внезапное проявление внимания?
Школьный день проходил как обычно. Елена рассказала о предложении Коула сестре, на что та отреагировала спокойно, но с явной насмешкой. Елена и не ожидала иной реакции.
Еще когда они были маленькими девочками, то мечтали о выходных, чтобы отгородиться, чтобы выспаться. Сейчас было плевать какой день, когда каникулы. Все превратилось в какую-то однородную, серую массу. Все стало бесцветным, пустым и мрачным. Но самое главное, сестры смирились с этим, в отличие от многих других людей этого глупого, никчемного городка.
На улице сгущались тучи и к вечеру должен пойти дождь. Гилберт открыла шкаф и с взглядом, полным безразличия, уставилась на такую же однообразную одежду.