Восход луны
Шрифт:
Фарида аль-Баяти была связана с теми, кто собирал в нашем городе подписи под богопротивной бумагой, называвшейся «Декларацией о шарте». Может быть, подсудимая даже сама переписывала, то есть размножала, декларацию. Она же грамотная… И разве это не вызов обществу — искать случайных встреч на улице?! Партизаны идут путем тех, кто «под гневом». Они давно свернули с прямой дороги, ушли от людей, от мечетей и общества…
Судья отдышался и окинул взглядом зал, дабы удостовериться, что его речь произвела достаточно сильное впечатление. Потом он вытащил аккуратно сложенный белый платок, тщательно обтер свою худую шею, нервно двигавшуюся из стороны
— Отвечай, несчастная дочь несчастных родителей! Отвечай — разве я не прав?
Фарида не знала, что сказать. Дали б ей сейчас свободу — она не задумываясь действительно ушла бы в пустыню искать партизан. О, почему она раньше не подумала о них? Шаукат ведь никогда не говорил о партизанах…
И еще Фарида поняла: судья не знает, какой проступок — если считать это проступком — она совершила на самом деле. Сначала ей хотелось, чтобы была схвачена и доставлена сюда истинная виновница ночного скандала, — теперь Фарида решила, что так даже лучше. Бог даст, они еще встретятся, и уж тогда Фарида расплатится с ней сполна.
НОЧНОЕ «РАСХОЖДЕНИЕ»
Глава, в которой рассказывается о том, как, невеста в первую же брачную ночь, мельком повидавшись с женихом, оказалась одна на обдуваемой холодными ветрами площадке минарета
Судья действительно ничего толком об этой богобоязненной на первый взгляд девушке не ведал. Говорят, она ночью с кем-то подралась, но ведь о пострадавшей ничего не известно. Не подтверждена и принадлежность подсудимой к партизанам. Судья не добился от нее чистосердечного признания, хотя известно, что двери раскаяния открыты для всех правоверных. Между тем кое в чем Фарида, как уже говорилось, действительно была виновата. По крайней мере Исмаил, знай он все обстоятельства, ни на секунду не усомнился бы в этом.
Свадебный обряд завершается так называемым «ночным вхождением». В полночь новобрачный возвращается домой в сопровождении друзей, а гости и родные торжественно встречают его словами из корана и пожеланиями радостной супружеской жизни. После этого он идет в комнату, где его ждет трепещущая жена. Богу было угодно, чтобы на сей раз получилось не вхождение, а расхождение. Как это произошло, Фарида и сама толком объяснить не может, но она убеждена, что только так и могло быть. Вот бы когда-нибудь рассказать про все это Шаукату. Он один поймет ее сумасшедший поступок и, может быть, похвалит ее за дерзость.
Произошло же следующее. Жених Фариды, почтенный Зуфри, был не настолько богат, чтобы растянуть свадьбу на несколько дней, как велит обычай. За десять с лишним лет он с трудом накопил денег на шарту и обручальное кольцо. Свадебные расходы взяли на себя дальние его родственники, кое-что подкинул шейх Абдулла Керим, у которого служил Зуфри, подкинул не от доброты, а от страха перед богом, потому что ведь известно: кто дает бедняку, дает аллаху.
Обручальное кольцо, которое полагается носить на мизинце правой руки от помолвки до свадьбы (потом его надевают на левую руку), Фарида не снимала всю дорогу от деревни до, поселка, где в роскошном особняке, утопающем в зелени, жил Абдулла Керим. Его дом напоминал наседку, вокруг которой рассыпался выводок, — цыплятами же были бедные и низкие хижины поселка. Сад Керима
Дорога была долгой, утомительной, солнце пекло немилосердно. Налетал горячий ветер и, обдав путников пылью и запахом нефти, исчезал в бурой, безбрежной пустыне. Вдали маячила линия столбов, тонких, точно спички. Столбы обозначали бездействующий нефтепровод. Поля по обе стороны были изрезаны оросительными каналами, куда феллахи обычно собирают воду в паводок. Попадались и домишки, прижавшиеся к небольшим кусочкам засеянной земли. Домишки как бы питались запахом хлебных злаков — так по легенде, питаются мертвые запахом финиковой халвы.
Судя по песчаным отмелям и пойменным озерам, неподалеку была излучина большой реки. Фарида знала: в таких местах зимуют утки и гуси. В зарослях камыша встретишь и мангусту, шустрого, забавного зверька, похожего на ласку. Фарида, бывало, сядет и замрет в камышах. Минут через пять мангуста вылезает из зарослей и, встав на задние лапки, с любопытством принимается разглядывать человека, смешно поворачивая мордочку и поблескивая глазками.
За весь день дорога лишь раз поднялась на невысокое плато, и тогда Фарида увидела заброшенные железобетонные доты, похожие на огромные грибы, вылезающие из земли. У самого горизонта высились дома — здесь когда-то был военный аэродром, ныне отданный ветрам и пескам.
Вначале Сахиб Нури пытался скрасить дорогу рассказами о своей жизни, о женихе, о поселке и, конечно, о богатстве и благородстве шейха Абдуллы Керима. Фарида молча слушала. Ее и даляля разделял велосипед с узлом, укрепленным на багажнике.
Невеста едва перевела дух после нелегкого пути, как две дальние родственницы жениха (одна высокая, худая, с заострившимся бледным лицом и огрубевшими, костлявыми руками, другая помоложе, невероятно любопытная и болтливая) повели Фариду в баню. Так надлежало поступить перед «лейлатуль дахаля» — перед «ночным вхождением». Фариде не терпелось поскорей увидеть жениха, о котором она столько наслышалась. Сахиб Нури очень много говорил о невероятной силе Зуфри. Зуфри, дескать, забирается ишаку под брюхо и, словно малого ягненка, поднимает животное, не дав ему и шевельнуть ногами. А что он два больших чувала с яблоками сносит в подвал, так это вообще никого не удивляет — силач он силач и есть.
Фариду отвели не в городскую баню, а в баню самого Абдуллы Керима, где на мраморных скамейках привыкли нежиться его жены. Об этой чести Фариде говорили так, будто намеревались отвести ее в роскошные чертоги великого владыки. На самом деле то была обыкновенная баня с низким, куполообразным потолком, отсыревшим настолько, что казалось, он вот-вот рухнет на пол. Полуобнаженная служительница, намазав хной и обернув бумагой седеющую голову, дремала на каменной скамье, но, увидев женщин, вскочила, засуетилась, убежала куда-то и тут же вернулась с ведрами горячей воды.
Фариде и самой хотелось искупаться после пыльной дороги. Родственницы жениха потребовали, чтобы Фарида беспрекословно им подчинилась. Женщинам предстояло подготовить невесту к встрече с Зуфри. Пожилая — ее звали Хадиджа — натянула на руки шерстяные рукавицы и принялась отмывать Фариду. Она трудилась с такой яростью, будто решила непременно спустить с невесты кожу. Молодая занялась волосами Фариды. Она, видно, заменяла машатту — женщину, которую приглашают специально для того, чтобы по всем правилам уложить невесте волосы, нарумянить щеки и подбородок, намазать жидкой хной ладони и ступни ног,