Восход луны
Шрифт:
— Известно, куда ты шла, — заорал полицейский. — Гасан, найди же, черт бы тебя взял, другую!
Второй полицейский исчез в темноте, но через несколько минут догнал их.
— Как в воду канула. Вот туфлю потеряла.
— Это моя.
Полицейский разочарованно кинул туфлю под ноги Фариде.
— Куда вы меня ведете? Хозяйка умирает, — все еще пыталась сопротивляться Фарида, но ей больше не отвечали.
Полицейские прошли мимо гостиницы — вдоль ярко освещенных окон, потом завернули за угол и толкнули Фариду в какую-то дверь. В прокуренной, замызганной комнатушке с низкими окнами, за грубо сколоченным, обшарпанным столом дремал полицейский, уронив голову на
— Садись.
Фариду толкнули в угол, да так, что она чуть не упала. Под ногами валялись окурки, выложенный кирпичом пол был грязен до последней степени, и Фарида вдруг поняла, что нескоро выберется отсюда. Ее охватило тупое отчаяние. Она ничего не смогла уразуметь в том, что полицейские докладывали дежурному. Дежурный тер кулаками глаза, сопел, зевал, чесал затылок и ни разу даже не глянул на арестованную, притулившуюся за барьером. Потом, назевавшись вдоволь, он поправил ремни и приступил к допросу,
— Я ни в чем не виновата, — отвечала Фарида срывающимся голосом. — Я шла… Мне надо было…
— Фамилия, имя! Куда шла, мы знаем. Что надо было, тоже, — цинично ухмылялся полицейский.
— Я ни в чем не виновата. Надо было схватить не меня…
— Кого надо было, того и схватили, — лениво пробурчал тот, что тащил Фариду.
— Отвечай на вопросы. И хватит скулить — слезами нас не проймешь.
В полицейском участке выяснили немногое. Фарида аль-Баяти живет в городе недавно, своего жилья не имеет и нигде не работает. Схватили ее в такое время ночи, когда ни одной приличной женщине и в голову не придет появиться на улице, если она дорожит своей репутацией. Царапины и пятна крови на лице, изодранное платье, взлохмаченные волосы — все это занесено в протокол как свидетельства непристойного поведения. Две проститутки не поделили «поле деятельности» — это послужило поводом для драки… В надежде отвести от себя гнусное подозрение Фарида принялась умолять полицейских пойти к Саиде. Та непременно подтвердит, что это она послала Фариду с поручением. Но на все ее мольбы дежурный с улыбкой отвечал:
— Проверим, разберемся. А ты пока у нас отдохни.
— Почему вы не схватили ту «ведьму»?
— И она попадется в сеть, не беспокойся.
Фарида совсем пала духом. Кто теперь за нее заступится? Бедная Саида умрет, не сделав завещания. Больше всего Фарида боялась, что мертвая Саида закоченеет и тогда ее не смогут завернуть в саван, нельзя будет даже закрыть ей глаза. Существует примета: если вынести из дома покойника, не закрыв ему глаза, кто-нибудь в семье умрет тотчас же…
Фариду увели в камеру. Прошло несколько дней. Арестованной сообщили, что в доме Саиды произведен обыск и что ее благодетельница превозмогла недуг. Узнав об аресте Фариды, Саида пришла в неописуемый ужас. «Аллах отвернулся от меня», — думала она, плача. Явилась жена провизора, и Саида уже не сопротивлялась уколам, даже извлекла из-по подушки таблетки и приняла несколько штук сразу. Ее обуяло желание встать на ноги. Надо было немедленно помочь Фариде. Она поднималась с постели и, держась за стены, добиралась до плиты, разжигала огонь. За приготовлением пищи ее как-то застала соседка, пришедшая навестить «шелкопряда в коконе» и с того самого часа взявшая на себя уход за больной. Благодаря ее заботам Саида осталась жива.
Еще совсем слабая, появилась она в здании суда. Бедной женщине пришлось нарушить неприкосновенность своих сбережений, чтобы дело было передано именно сюда — в шариатский суд, наиболее, как она думала, справедливый, выносящий приговор
Судья Исмаил в последние годы дополнил шариатское законодательство статьей собственного изобретения. Это была статья «О бунтовщиках-партизанах». Под нее подходило все, ибо любое нарушение норм общественной жизни направлено против устоев государства, а партизаны как раз и преследуют эту цель — подточить устои, развалить общество. Естественно, и Фарида принадлежит к бунтовщикам… Исмаил был доволен своей сообразительностью.
Хаджи, не понимавший, видимо, серьезности совершенного девушкой проступка, внес предложение:
— Отпустить бы ее в священную Мекку, в лучезарную Медину. Очистительные милостыни — лучшее средство…
— Да, да, — пробудился дремавший, как всегда, второй заседатель. Он решил, что настало время принять участие в разбирательстве. — Коран советует платить добром за зло. Не так ли, хаджи?
«Обрели дар речи», — злился про себя Исмаил. Он сам, что ли, не ведает предписаний корана… Заседатели отродясь не знали и половины того, что Исмаил уже забыл. Знаний у судьи — гора, да такая, что заседателям во веки веков не взобраться на нее, — иначе он и не был бы судьей. Исмаил устремил на Фариду грозный взгляд:
— Отпустить?! Да вы что? Думаете, отпустишь ее — она и пойдет за таваф, обрядовой процессией, вокруг священной Каабы в Ихраме? Как бы не так! Она в первый же вечер примется крутиться в мини-юбке вокруг «Ат-Тарика». У нее голова повернута совсем не в сторону Мекки…
Суд затягивался. Любопытных в зале осталось совсем немного. Саида упрямо сидела на прежнем месте. От волнения и слабости в глазах у нее все плыло, доносившиеся до слуха обрывки фраз казались лишенными всякого смысла — мякиной, которую на току подхватывает ветерок и уносит вдаль. О, если бы в этот душный зал и вправду влетел знакомый ветер степей…
Хаджи втянул голову в плечи, видна была только чалма, левую руку хаджи по-прежнему прижимал к боку, чтобы не выпал градусник. Он устал и с нетерпением ждал одного — минуты, когда Исмаил завершит разбирательство. Приговор у судьи, видимо, уже готов.
— Фарида аль-Баяти! Тебе предоставляется последнее слово!
Подсудимая подняла голову. Солнечный луч падал из окна прямо к ее ногам. Живой, трепетный, он дрожал у носка ее туфли. «О аллах! Что мне сказать? Дай силы…»
Хаджи, поправив термометр, повторил за судьей:
— Предоставляется последнее слово!
Фарида подумала, глубоко вздохнула и внезапно для самой себя заговорила:
— За зло плати добром — так сказано в священном писании. Но за что же мне платят злом? Разве в душе у людей опустели сундуки добра? Никому я не делала зла. Я хотела только хорошего — хотела помочь человеку, спасти от смерти больную Саиду. По ее просьбе… — Фарида запнулась, к горлу подкатили слезы.
Сайда вскочила:
— Говори, Фарида, говори. Все выложи справедливейшему судье, — да перейдут ко мне его болезни. Говори, милая, говори…
Силы покинули Саиду. Она рухнула на стул и, как-то неловко откинув в сторону голову, ловила ртом воздух…
Судьи переглянулись.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
КОСОЙ ЛУЧ
В ЖЕНСКОЙ КАМЕРЕ
Из этой главы читатель узнает, в какой именно караван-сарай попали «блуждающие» и «сбившиеся с пути» и какой радостью наградила их судьба
«Хабс» — так называлась старая тюрьма.