Восход луны
Шрифт:
Действительно, ночью во дворец привезли девушку, укутанную в шелка и бархат. Король был на седьмом небе: сбылась его мечта, он оставил в дураках всех своих знатных соперников. Теперь красавица принадлежит ему. Утром, однако, обман раскрылся: «доброжелатели» подсунули королю другую девушку, тоже очень красивую и тоже прекрасно исполнявшую танец живота, но совсем не Тахию Кариока. Король провел с красоткой ночь, а утром, поняв, в чем дело, в гневе прогнал девицу, оказавшуюся обычной проституткой. Со злости он не заплатил ей ни динара.
Тахия Кариока оставалась недоступной. Эта редкая
Такая судьба Фариде пришлась по нраву. Вспомнив Тахию Кариока, она заколебалась: а что, если заглянуть в «Ат-Тарик»… Может, и о ней в народе будут когда-нибудь говорить с восторгом и почтением, как о Тахии? Тут же Фарида подумала о больной Саиде. Куда идти? Гостиница в самом центре города. Шоссе, о котором упоминала больная, ведет, кажется, к аэропорту, но как туда попасть? Из ресторана выходили люди, садились в роскошные автомобили и, разрезая светом фар ночную мглу, уносились вдаль. Что стоит кому-нибудь из них подвезти Фариду…
— Чего здесь шляешься? А ну, живо мотай отсюда, дрянь!
На Фариду, точно курица, квохча и взъерошив перья, налетела какая-то женщина. Сиплый, прокуренный голос, искривленные от злобы накрашенные губы, запах перегара и табака… Фарида ничего не поняла и от неожиданности и страха замерла. В следующую минуту ей в волосы вцепились чужие пальцы. Женщина куда-то тащила Фариду, делала ей больно. Фарида поняла, что это и есть «ведьма с красными губами». «Ведьма» волокла ее за угол, наверное, чтобы в темноте расправиться с ней как следует. Фарида вырвалась, повернулась к ней лицом и на миг близко-близко увидела подведенные злые глаза, дешевые клипсы, разукрашенные черточками и точечками щеки и лоб.
— Что тебе надо? Пусти!
— Это моя улица! Убирайся отсюда, ишь вздумала хлеб отбивать. Не таких, как ты, видала. Уходи, пока я тебя не изувечила. — «Ведьма» остервенело таскала Фариду за волосы и норовила исцарапать. Фарида пыталась закрыться платком.
— Отпусти! — От страха и обиды она не узнала собственного голоса, слезы заволокли ей глаза. Женщина была чудовищна в своей ярости. Фарида не боялась одна оставаться ночью в поле, когда мать уходила в деревню на день, а то и два, а тут в центре города, где крикнешь — и соберется толпа, она струсила.
— С твоим «портретом» можешь топать прямо в холл на глаза метрдотелю! — шипела «ведьма».
Откуда было знать Фариде, что улицы вокруг отеля и сам отель «распределены» между проститутками. У каждой — свое «поле». Самые молодые и привлекательные важно сидят в мягких креслах в холле гостиницы и ждут клиента. Мужчине достаточно кивнуть головой, и девушка последует за ним в номер или в ресторан — это как он пожелает. Если окажется, что клиент иностранец, не беда: можно обойтись и без слов. Те, что уже не могут соперничать с молодыми и потому не зарабатывают столько, чтобы часть денег отдавать метрдотелю, вынуждены прогуливаться вокруг отеля, сидеть у фонтана в скверике, ожидая того же самого кивка головой. Третья категория — те, кому пора «на покой», — избегает яркого освещения
— Пусти! — уже с угрозой еще раз крикнула Фарида. Страх прошел, она поняла, с кем имеет дело. Вернулись силы и смелость.
— Уходи прочь, отвергнутая аллахом!
Фарида нагнулась, сняла туфлю с ноги и шлепнула обидчицу по лбу. Она хотела еще ударить, но «ведьма», изловчившись, сорвала никаб с лица Фариды. Фарида ощутила острые, как у хищной птицы, когти, от боли она уронила туфлю.
— Я сдеру с тебя эту красивую шкурку, всех тошнить от тебя будет, — шипела в дикой ярости противница.
«И правда — исполосует…» Фарида завизжала на всю улицу. Никто, однако, не спешил разнять сцепившихся женщин. Тогда в полном исступлении Фарида укусила обидчицу. Та разжала было пальцы, но тут же принялась душить Фариду, хотя сама уже подвывала от боли.
Послышались наконец топот, пронзительные свистки.
— Полиция! — вырвалось у «ведьмы». Она отпустила Фариду.
Фарида же считала полицию своим спасением. «Полицейские… — обрадовалась она. — Полицейские схватят «ведьму с красными губами» и накажут ее как следует».
Пока Фарида искала в темноте свою туфлю и никаб, «ведьмы» и. след простыл. Она исчезла так же мгновенно, как и появилась. Двое полицейских схватили Фариду, у нее затрещали кости, но наивная девушка все равно считала, что спасена. Она только не могла понять, почему с ней так грубо обращаются. Им бы погнаться за хулиганкой…
Полицейским было, естественно, не в новинку хватать девушек у гостиницы. На сей раз вроде попалась свеженькая, возможно, «залетная». В подробности полицейские вникать не хотели, на то есть дежурный офицер. Один полицейский — толстый, широколицый — был опоясан широким белым ремнем с пистолетом. От него резко пахло потом и табаком. Из-под форменной фуражки выбивались завитки седых волос. Другой, помоложе, все время придерживал правой рукой свой пистолет, будто он у него мог сорваться и упасть на асфальт.
— Иди, иди. Нечего упираться. А другая? Гасан, скорей за той, она еще недалеко, — говорил седой.
— Да ну ее, в темноте гоняться. Одну копек поймали, и хватит. На допросе узнаем, где вторая живет, приведем. Никуда не денется.
Фарида испугалась, услышав, что ее назвали турецким словом «копек», то есть проституткой. Воистину, когда приходит правда, ложь убегает. Вдруг ей не удастся доказать свою невиновность!
— Куда вы меня тащите? — Фарида попыталась высвободить руку, которую полицейский сжал словно клещами.
Тот вместо ответа еще сильнее дернул ее. Девушка едва удержалась на ногах.
— «Куда-куда»! — передразнил Фариду полицейский, потом добавил с издевкой: — К клиенту! Ждет не дождется в «Ат-Тарике».
— Я не пойду туда! Отпустите!
— Видали, не хочет, голубка. Куда же ты хочешь? — Полицейский почти волочил свою жертву по камням. — Может, тебе охота свести счеты с обидчицей? Ничего. Она не успеет перехватить твой «кусок хлеба».
— Я ее совсем не знаю… Я шла… к родственнице… — Фарида хотела объяснить все как есть, но слезы мешали ей говорить.