Восход луны
Шрифт:
«Надо посоветоваться с Фуадом», — решил он и оставил Исмаила вместе с его компанией.
Фуад иначе и не мыслил: конечно, ехать дальше. Судья ведет себя молодцом, да и брат его пока шумихи не поднял, судя по тому, как спокойны здешние сыщики. Хотя кто знает, что он придумает завтра?
Скотный базар был огромен. Непоеные и некормленые животные, которых много дней гнали через пустыню, обессилели настолько, что даже не могли блеять. Верблюдов, овец, коз сколько угодно. Подходи и выбирай. Трудней тащить животное, потому что, чуя запах крови, оно упирается, цепляется копытами за землю, ни палка, ни пинок ногой не могут заставить его двигаться. Исмаил выбрал самого большого барана; аль-Мамун купил верблюда, но одногорбого, и дал женам пищу для нового спора.
Исмаил
Исмаил вспомнил средневекового философа, мыслителя, врача и юриста Ибн Рошда, теориями которого увлекался в молодые годы, в частности поддерживал его теорию двойной истины. Ибн Рошд считал, что наука и религия должны сосуществовать, распределив между собой сферы действия. Но из попытки возродить старую концепцию — примирить науку и религию — ничего не получилось. Исмаил лишь вызвал гнев духовенства, это могло плохо сказаться на его карьере, и тогда он отступил от тезиса Ибн Рошда о вечности материи и смертности души и принялся утверждать обратное. Словно желая показать, что он окончательно порвал с учением средневекового ученого, последователя Аристотеля, Исмаил выбрал сегодня для жертвы самого резвого барана. Будет на чем мятущейся душе судьи преодолеть мост через ад.
Оказалось, однако, что тащить в жару упрямого барана не так-то просто. Исмаил даже сел верхом и бил барана кулаком по курдюку, но животное, обезумев от запаха крови, чуть не сбросило своего мучителя. Вдобавок ко всему возле каждого резчика выстроилась очередь. Хоть бросай барана!
Старик аль-Мамун решил разумно: верблюда можно вести в поводу, животное податливое, доверчивое, да и есть кому подгонять его сзади в случае чего. Исмаил тщетно поглядывал вокруг — может, какая-нибудь из жен аль-Мамуна поможет ему. Куда там — все заняты жертвоприношением. Исмаил с трудом подтащил барана к резчику и замер, ухватившись обеими руками за крутые рога, как за руль велосипеда, — похоже, он приготовился мчаться верхом по узкому мосту через ад…
Слава богу, было покончено и с этим обрядом.
Чтобы завершить малый цикл, именуемый умрой, оставался последний — третий — обряд. Паломник должен обрить голову и обрезать ногти. Волосы и ногти полагалось завернуть во что-нибудь — в платок или бумагу — и зарыть в землю. Парикмахеры, а может, простые парни, вовсе не знакомые с ремеслом, вооружились бритвами, остро отточенными кухонными ножами и даже лезвиями кос. Когда один из таких умельцев принялся брить Исмаила, тот чуть не взвыл от боли. Когда пытка кончилась, голова Исмаила была в крови, но его утешало сознание исполненного долга.
Пока паломники были заняты жертвоприношением, Фуад бродил вокруг Каабы. Ему даже удалось совершить ценное открытие. Раньше Фуад верил в легенду, гласившую, будто крыша Каабы висит между небом и землей. Оказалось, это ерунда. Весь секрет в отполированной золотой кайме шириной примерно в метр. В знойный день блеск этой каймы создает впечатление, будто образовался просвет между крышей мечети и стенами. Служители святилища обращают внимание паломников на эту иллюзию и выдают ее за чудо.
Глядя на запруженные толпами улицы, Фуад не без тревоги думал о том, как они будут выбираться из Мекки. Паломники тем временем принялись готовиться к нелегкому путешествию в Муздалиф, расположенный в шестнадцати милях от лучезарной Мекки. Из улиц, переулков и дворов медленно выезжали автобусы, грузовики, легковые машины, мотоциклы. Все это вытягивалось в бесконечную колонну. Паломники залезали на крыши автобусов и там устраивались среди узлов и чемоданов. Некоторые пытались даже усесться на бамперах. Шоферы, ругаясь, стаскивали безумцев. Фуад предусмотрительно запер дверцы «мерседеса»,
Исмаил, так удачно пристроившийся к аль-Мамуну, был очень доволен. Паломничество, в сущности, обошлось ему почти даром: денег стоили только ихрам и жертвенный баран. Пожалуй, он даже смог бы вернуться домой самолетом, но расставаться с женами аль-Маму-на, заботившимися о нем так же, как о муже, ему не хотелось.
Дорога была утомительной. Колонна автомобилей шла медленно, люди задыхались от пыли и зноя. Далеко за полдень колонна остановилась вблизи горы Арафа на поляне, где заранее были во множестве расставлены палатки для паломников. Они стояли так близко одна к другой, что вся поляна была опутана веревками, которыми палатки крепились к деревьям. Пробираться через них — все равно что лезть через проволоку. А каково калекам и женщинам, когда они с ног до головы закутаны в ихрам?
Шаукат был наслышан об Арафе — там, если верить преданию, встречались Адам и Ева, изгнанные из рая. После райских кущ и деревьев с волшебными плодами голые склоны горы могли показаться адом… На вершине Арафы высилась беломраморная колонна — словно окаменевшая прекрасная Ева. Паломники готовились брать штурмом эту высоту. Взбираться наверх им предстояло на четвереньках. Не беда, если ссадины на ногах и руках будут кровоточить: это даже хорошо — пролить кровь на святой горе, На подступах к Арафе немало источников. Все они искусственные и предназначены для утоления жажды во время восхождения. Знающие толк в ритуале никогда не пьют из них, но иные фанатики так напиваются водой священной горы, что потом бывают не в состоянии достичь вершины. Тем, кто расположился подальше от источников, воду привозят в цистернах. Около цистерн сразу же выстраивается беспорядочная очередь, там действуют по принципу: кто смел, тот и напился.
Тут же совершается еще один обряд — раздача очистительных милостынь. К палаткам, где отдыхают паломники, подходят нищие, калеки, слепые. Если ты не запасся мелкой монетой, разоришься, потому что отказать просящему нельзя. Достаточно кому-нибудь из нищих проклясть тебя за жадность, и часть твоих трудов, увы, пропала.
Аль-Мамуну и Исмаилу достались две стоящие рядом палатки. Одна для женщин, другая для мужчин. Разлечься бы поудобнее да отдохнуть, — но куда там! Нищие не просят, а требуют исполнения долга. Среди паломников немало молодых людей. Каждый парень должен пофорсить, показать, что его магнитофон звучит громче, чем у соседа. Поляна гудит, точно осиный рой. Аль-Мамун вздремнул, но больше никому не удалось сомкнуть глаза за ночь. Исмаил читал молитвы. Иногда шум снаружи был так силен, что он не слышал собственного голоса.
Шаукат и Фуад поставили машину так, что Исмаилу трудно было их заметить: прикрытием «мерседесу» служил автобус. Измученный Фуад завалился спать, и нищим не удалось добраться до его кошелька. А Шаукат не спал и с возрастающим изумлением наблюдал за всем, что творилось вокруг. Он слышал немало рассказов о паломничестве, но недаром говорят: лучше один раз увидеть…
Девятый день месяца зу-ль-хаджа был таким же торжественным, как все предыдущие. Исмаил снова благодарил судьбу за то, что стал участником великого хаджа.
Народу становилось все больше и больше. Старика аль-Мамуна так прижало к женам, что он чуть не раздавил старшую. Впрочем, та всегда была готова поддержать мужа своим плечом, лишь бы он находился подальше от младшей. Аль-Мамун уже еле держался на ногах, но с нетерпением смотрел в ту сторону, откуда должен был появиться имам, глава исламской общины.
Сразу же после полудня имам под гомон молитв и возгласы паломников направился к вершине горы Арафа. Легко, красиво шел его белый конь, ведомый двумя мюридами; третий мюрид держал над головой имама огромный зонт, усыпанный драгоценными камнями. Зонт напоминал купол ночного неба, озаренного звездами. По обе стороны пути имама лежали и стояли калеки и слепые, верившие, что они исцелятся, едва лишь имам взглянет на них. Но имам сидел в седле, как каменное изваяние, глядя прямо перед собой.